Москва Мурманск Калининград Санкт-Петербург Смоленск Тверь Вологда Ярославль Иваново Курск Рязань Воронеж Нижний Новгород Тамбов Казань Тольятти Пермь Ростов-на-Дону Саратов Нижний Тагил Краснодар Самара Екатеринбург Челябинск Томск Новосибирск Красноярск Новокузнецк Иркутск Владивосток Анадырь Все страны Города России
Новая карта русской литературы
Страны и регионы
Города России
Страны мира

Досье

Публикации

к списку персоналий досье напечатать
Сергей Круглов  .  предыдущая публикация  
Ипостаси Сергея Круглова

17.04.2012
НЛО, №110, 2011 г.
Досье: Сергей Круглов
Круглов С. Народные песни. — М.: Центр современной литературы, 2010. — 116 с. (серия «Русский Гулливер»).


    Новая книга стихов Сергея Круглова подтверждает его принадлежность к направлению «нового эпоса», к кото­рому его справедливо отнес автор это­го термина Федор Сваровский1. Боль­шинство текстов книги выполнены в характерном для авторов «нового эпоса» жанре — истории, рассказанной от лица явно или неявно присутствую­щего лирического героя. Важно, что эти истории, сколь бы фантастиче­скими, сказочными или абсурдными они ни казались, подаются как вполне обычные и бытовые, происходящие в реалиях современной жизни. Важно также, что лирический герой, через оптику которого пропускается расска­зываемое, подчеркнуто не выделяет себя из этой обычности, из привычно­го для всех быта. Он — как все, однако по ходу рассказа обнаруживает запас знаний и умение оперировать ими намного выше среднего. Среди масте­ров этого жанра рядом с именем Сер­гея Круглова в данном случае, кроме Федора Сваровского, уместно назвать еще одно имя — Андрея Родионова. В новой книге Круглова отдельные тексты просто напрашиваются на со­поставление с текстами этих поэтов: «Собор Небесных Сил бесплотных», «охранник храма Христа Спасителя», «Гэндальф озабоченно курит трубку» и др.

    Этих авторов иногда можно упрек­нуть в увлеченности донесением до чи­тателя как можно большего количества интересных случаев и фактов и в недо­статке того напряжения, которое возни­кает при соблюдении обязательной для поэзии недосказанности, открытости различным толкованиям. Жизнь предо­ставляет огромное количество сюжетов, и при сближении стиха с прозой обна­руживается опасность не только пере­сказа ради самого пересказа, но и про­явления назидательности, связанной с определенной моральной установкой. В новой книге Круглов практически свободен от первого, но обнаруживает явную тенденцию ко второму.

    Здесь необходимо вспомнить, что мы имеем дело с поэтом, который, как хорошо сформулировал Борис Дубин, приняв священничество, сделал выбор, «вносящий в стихи иную меру», «даю­щий возможность говорить то и о том, что иначе не сказать»2. Сам о. Сергий Круглов в одном из интервью говорит о «служениях» в качестве «поэта» и «священника» как о «необходимо и органично дополняющих друг друга» «ипостасях»3. Эта мысль вполне под­тверждается его новой книгой — со­единяя эти «служения», он пытается осмыслить и нарисовать картину быто­вания народа, в гуще которого живет и служит. Недаром книга названа «Народные песни»: именно в народ­ных песнях наиболее полно и точно отражаются характер, обычаи и исто­рия народа.

    Возвращаясь к вопросу о моральной установке, следует отметить, что в дан­ном случае она задается ситуацией, четко обозначенной в первых двух текстах книги: отступления «нас вме­сте» (с. 17), «жителей ада, болезных, грешных» (с. 18), от заповедей, данных «Господом нашим Иисусом Христом» (с. 17), от Его «правды» (с. 18) и, как следствие, наличия самих условий ада. Однако при описании жизни в этих условиях имеет место характерный прием, который можно назвать пар­ностью текстов. Так, сразу за «прежде чем зачать выносить.» стоит продол­жающий тему абортов и являющийся одним из лучших текстов в книге «Еди­норог и дева». Героини обеих историй виновны в грехе умерщвления плода, однако только первая безусловно осуж­дается, что проявляется и на уровне се­мантики: после «шести абортов» она «выкакала» сына (с. 58).

    Во втором жизнь как бы взрывается многоплановостью суждений и оценок, и вынесенный в отношении героини вердикт смотрится скорее оправда­тельным: «.вот и вся вина (приговор: виновна)» (с. 62). Тот же эффект имеет место и в случае текстов «Секундная стрелка» и «помянник "о живых" пройдя до середины». В первом пере­дано чувство глубокого сострадания к умирающей собаке — «маленькому не­чистому зверьку», вкупе с осознанием «нечистоты» собственного «сердца» (с. 44). Во втором на образ «зверька» накладывается образ «цепной Божьей смерти», которую «Господь осторожно берет» и «несет к ветеринару»; так за банальной ситуацией открывается то, что Круглов называет «бездной жизни» (с. 90).

    Принципиальное значение имеет тот факт, что в обоих случаях преобра­жение ситуации происходит при про­явлении непостижимого для человека милосердия Господа Иисуса Христа, что характерно для всей книги. Отме­тив, что это сочетается с обозначенной моральной установкой и естественно для Круглова-священника, обратимся к тому, что делает Круглов-поэт. Нач­нем с небольшого отступления.

    Практически все исследователи от­мечают «культурность» поэзии Круглова. В предисловии к его новой книге Константин Кравцов пишет, что в его сюжетах «встречаются, пронизывая друг друга, едва ли не все культурно- исторические эпохи» (с. 8). Если же обратиться к текстам книги, то в них прямо или опосредованно упомянуты Чайковский, Паганини, Моцарт, Легар, Малевич, Киплинг, Данте, не говоря уже о цитатах, терминах и аллюзиях, отсылающих к фольклору, православ­ной службе и богословию. Используя этот материал, Круглов продолжает то, что Дмитрий Кузьмин, характеризуя первый период его творчества (как из­вестно, после прихода в 1996 году в лоно Православной церкви Сергей Круглов на несколько лет отошел от поэзии), обозначил как диалог с куль­турой, естественно выливающийся в работу с ее мифами4. Стихи Круглова 1990-х годов позволили Кузьмину сде­лать вывод о «доведении вещества "культурной поэзии"» до показа своей «дальнейшей невозможности», с чем, собственно, и связан отход Круглова от поэзии. Тогда как Круглов нынешнего этапа творчества пишет, что «мир» надо «лечить» «средствами культуры (само слово от «культ»), и поэзии в том числе»5.

    К этому можно добавить, что Елена Фанайлова о Круглове первого перио­да написала, что он «дико ироничен на том поле, которое никому не дозволя­лось топтать, поскольку его никто из современных литераторов не засеял: поле богословия и — шире — религиоз­ного текста»6. Однако в своих нынеш­них текстах Круглов занят тем, что можно назвать исследованием, про­изводимым — методами поэзии — на «поле богословия». При этом естест­венным для христианина центром вни­мания является Богочеловек, «Господь наш Иисус Христос». Этими словами открывается новая книга Круглова (с. 17), тексты которой описывают «низкое, отреченное, дымное, больное небо / Нашей жизни» (с. 26), проте­кающей, как говорилось выше, в забве­нии данных Им заповедей.

    Банальность этой, описывающей сложившееся положение вещей, ситуа­ции снимается с помощью характер­ного для Круглова приема обращения классического сюжета: у него «из глу­бины воззвах» не царь Давид к Госпо­ду, как это происходит в 129-м псалме, а Господь к «болезным, грешным», но «родным» «чадам» (с. 18), «ответствен­ным за Меня, Которого приручили» (с. 19). Это взывание, сопровождаемое свидетельствами бесконечного мило­сердия именно Бога Сына, которое остроумно и доходчиво описано в тексте «Отец и Сын празднуют воз­несение», повествующем, как Сын возвращается к Отцу с «толпами» «за­плакавших, захохотавших, запевших: "Мы с Тобой одной крови — Ты и мы!"» (с. 94), пронизывает «Народные песни». Соответственно, пребывая в реалиях обыденной земной жизни, Богочеловек не выделяется из гущи народа. В ме­тельной тундре Он наливает «спирт в кружки» и угощает «строганиной» (с. 20), в весеннем лесу у костра стран­ников просит «баночку "Клинского"» (с. 86), рядом с Его нищей колыбелью «тянут» «Алило!» простонародные го­сти с грузинскими именами (с. 64) и так далее.

    Книга рисует панораму народной жизни, но при этом делится на две не­равные части. Собственно «народные песни» составляют вторую, небольшую ее часть, основная же часть текстов объединена под названием «Дрейдл»7. Их эстетика в большей степени сходна с эстетикой Родионова и Сваровского и соответствует термину «новый эпос». Вопрос о некорректности этого тер­мина подробно разобран Ильей Кукулиным8. Здесь же достаточно отме­тить, что в классическом варианте эпос предполагает наличие целостной ми­фологической картины мира, в опоре на которую выступающий в роли ска­зителя переживает повествуемое, но отграничивает его от себя. Не то — в случае «нового эпоса».

    Рассказывая свои истории, автор «нового эпоса», говоря словами Круглова, живописует «трагическое» и «прекрасное бытование» «Бога и ближнего»9. Отграничивается же он не от повествуемого, а от дискредитировав­ших себя мифов культуры, не доверяя им в условиях окружающей его картины всеобщей запутанной безотрадности. Его цель — отследить ситуации, при которых, как сказано в новой книге, «жизнь начинает жительствовать» (с. 47), пытаясь тем самым вычленить подоплеку происходящего, пробиться к некой подлинности, заслоняемой этими дискредитировавшими себя ми­фами. Естественно, что в этой ситуации особое внимание направлено на тех, кого Круглов именует «простецами», противопоставляя им ученых «экзегетов»10 (с. 25), тогда как выступающий в роли рассказчика лирический герой за­нимает положение между ними.

    Это позволило Анатолию Барзаху, подробно проанализировавшему кор­пус выдвигаемых на Премию Андрея Белого текстов, причислить Круглова к авторам «формирующейся "масскультуры для избранных"»11 (он вхо­дил в шорт-лист этой премии в 2002-м и стал ее лауреатом в 2008-м). Опреде­лив главную тенденцию современной литературы как размывание дискур­сивных границ, в случае Круглова Барзах имеет в виду прежде всего границы между поэзией и прозой и между мас­совым и интеллектуальным читателем. Обсуждение статьи Барзаха выходит за пределы этой рецензии, достаточно сказать, что недоверие к мифам куль­туры понуждает к массированной их проработке, ведущей к фрагментации (тотальность которой отмечает Барзах) и жанровому смешению в отсутствие опорной и скрепляющей системы. При этом наблюдается обусловленное логи­кой масскультуры некоторое выхола­щивание смысла отдельных приемов и понятий — при усилении значимости их взаимодействия.

    Как уже было сказано, о. Сергию Круглову есть на что опираться, и его новая книга отражает своеобразие его работы в качестве автора «нового эпо­са». Его «простецы», в которых — и через которых — «жизнь начинает жительствовать», как дети, так и взрос­лые, часто обвиняемые в «безграмот­ности» (с. 82) и «народном суеверии» (с. 48), — это живущие сообразно не букве, а духу заповедей «Господа на­шего Иисуса Христа». В силу этого их действия и мысли не обусловлены «ис­толковывающими» (с. 25) схемами — в противоположность толкователям-«экзегетам», которые в лучшем случае выпадают из жизни, как «слепой» и «глухой» «ученый библеист» (с. 63), в худшем же, сознательно или бес-, ра­ботают на создание «мира, где мор пра­вит сказками» (с. 56) и царит «мер­зость запустения» (с. 83), как в телах, так и в душах.

    При этом большое значение имеет эволюция рассказчика — лирического героя книги, направление которой можно вычленить из текстов ее первой части. Изначально это приобщенный к ученому знанию и свысока рассуждаю­щий о «народном суеверии» семина­рист в «очочках» (с. 48), которые у Круглова являются атрибутом «экзе­гета». Затем — «снявший» (с. 72) их «недавнего призыва иерей», он же — «недавний выпускник филфака» (с. 71). И наконец — погруженный в повсе­дневную круговерть «приходской тяг­ловый поп» (с. 27), свидетель, участник и рассказчик всяких случаев и историй. И он же — предающийся мыслям о судьбах Церкви, ее обязанностях перед «всеми паршивыми овечками Христо­выми» (с. 81), потенциальный скази­тель в обозначенном выше классиче­ском варианте.

    Отчасти эта функция реализуется в погружающей в мир сказки второй ча­сти книги. Как и положено сказке, здесь четко разделяются Добро и Зло, но в силу обращения классических сюжетов побеждает не Добро, а Зло. Цинично же­сток к обреченному «иванушке» несу­щий его в поднебесье «двуглавый орел» (с. 99), нет спасения «мамке», «потоп­ленной» «злой мачехой» (с. 100), «тор­жествует» «Навь-Моревна» над лежа­щей в «гробу хрустальном» «мертвой вживе» «царевной» (с. 113), олицетво­ряющей «Русь-нежилицу» (с. 107), и так далее. В этих текстах, названных Кругловым «народными песнями», переме­шаны отсылающие к фольклору моти­вы, ритмы и персонажи сказок, былин и песен. Но это все тот же «новый эпос», поскольку повествуемое пропущено че­рез личную позицию рассказчика.

    Частичное отграничение рассказ­чика от повествуемого происходит за счет отхода от конкретности персона­жей и сюжетов (характерно, что имя иванушка написано со строчной буквы) в сторону обобщенности и условности. Но — в опоре на мораль­ную установку рассказчика, провоци­рующую на прямые разъяснения и обличения. Наиболее же полно черты сказителя проявились при обращении к образу преподобного Сергия Радо­нежского: Игумен всея Руси, /Игумен всея тоски, песни, / Игумен всех слез, всего низкого неба, / Всех сирых полей, рощ, / Тягучих березовых снов, огненных пробуждений, / Игумен всей нашей веры, нашего хмеля, /Всех наших постов, от­речений, вил, /Впоротых в брюхо вре­мен, / Игумен смиренья и тихой, блед­ной нашей любви (с. 76). Здесь, видимо, можно говорить о движении в сторону духовного стиха12, являющегося жан­ром народной словесности.

    Но, пожалуй, лучший текст книги — «Дюймовочка отказывается от земли». В нем органично соединились все со­ставляющие поэтики Круглова, в том числе красочные неологизмы, напри­мер «уестествляются» (с. 56). Этот текст живописует тяжесть работы по преображению себя, что искони явля­лось главной целью христианина, и за­дает ее направленность — «ввысь», от земли, где «мор правит сказками», в небо, и обратно, на землю, уже «сказки подлинной каплею» (с. 57). В добыва­нии этой подлинности — сила поэзии о. Сергия Круглова, христианской, по­скольку она есть переживание встречи человека с «Господом нашим Иисусом Христом», и отвечающей духу вре­мени, в том числе в отношении путей русскоязычной поэзии.


[1] Сваровский Ф. Несколько слов о «новом эпосе» // РЕЦ. 2007. № 44 (http://www.polutona.ru/rets/rets44.pdf).
[2] Дубин Б. Целлюлозой и слюной // НЛО. 2007. № 87. С. 384.
[3] Круглов С. Заплывать за флажки или забегать за буйки? // сайт «From the Other Side» (http://nnikif.com/talks/atalk withskruglov/).
[4] Кузьмин Д. Подземный пожар // Круглов С. Снятие Змия со креста. М.: НЛО, 2003. С. 12.
[5] Круглов С. От автора // Круглов С. Переписчик. М.: НЛО, 2008. С. 25.
[6] Фанайлова Е. Рецензия на кн. Сергея Круглова «Снятие Змия со креста» // Критическая масса. 2004. № 2. С. 31.
[7] Четырехугольный волчок, с которым, согласно традиции, играют дети во время еврейского праздника Ханука (идиш ТЩ — дрейдл, ивр. Щ'ЛР — севивон).
[8] См.: Кукулин И. От Сваровского к Жуковскому и об­ратно // НЛО. 2008. № 89; Он же. «Создать человека, пока ты не человек.» // Новый мир. 2010. № 1.
[9] Круглов С. От автора // Круглов С. Переписчик. С. 26.
[10] В христианской церкви — ученые, объясняющие смысл Священного Писания; слово происходит от др.-греч. ёПУ — наставник, толкователь.
[11] Барзах А. Шорт-лист литературной премии: жанр и текст // НЛО. 2010. № 101. С. 318—319.
[12] О значении термина см.: Федотов Г. Стихи духовные (Рус­ская народная вера по духовным стихам). М.: Прогресс; Гнозис, 1991.
Сергей Круглов  .  предыдущая публикация  

Герои публикации:

Персоналии:

Последние поступления

06.12.2022
Михаил Перепёлкин
28.03.2022
Предисловие
Дмитрий Кузьмин
13.01.2022
Беседа с Владимиром Орловым
22.08.2021
Презентация новых книг Дмитрия Кузьмина и Валерия Леденёва
Владимир Коркунов
25.05.2021
О современной русскоязычной поэзии Казахстана
Павел Банников
01.06.2020
Предисловие к книге Георгия Генниса
Лев Оборин
29.05.2020
Беседа с Андреем Гришаевым
26.05.2020
Марина Кулакова
02.06.2019
Дмитрий Гаричев. После всех собак. — М.: Книжное обозрение (АРГО-РИСК), 2018).
Денис Ларионов

Архив публикаций

 
  Расширенная форма показа
  Только заголовки

Рассылка новостей

Картотека
Медиатека
Фоторепортажи
Досье
Блоги
 
  © 2007—2022 Новая карта русской литературы

При любом использовании материалов сайта гиперссылка на www.litkarta.ru обязательна.
Все права на информацию, находящуюся на сайте, охраняются в соответствии с законодательством РФ.

Яндекс цитирования


Наш адрес: info@litkarta.ru
Сопровождение — NOC Service