|
Виктор Кривулин
Вместо некролога
|
Трудно сказать, кем был Виктор Кривулин. Прежде всего, поэтом, но также прозаиком, эссеистом, публицистом, критиком, политиком, аналитиком, тактиком, стратегом. Он был многим для многим людей: другом, советчиком, подстрекателем, вдохновителем, вопрошателем, собеседником, собутыльником, помощником, посредником, собирателем. Его духу было тесно не только в оболочке данного тела, но и данного индивида – он был целой командой людей, которые день и ночь что-то сочиняли, с кем-то разговаривали, кого-то учили, за что-то брали ответственность, с кем-то соглашались, а с кем-то размежовывались.
Эта команда не имела никакого статуса, формы, институции – это была чистая энергия, толкотня импульсов, сигналов, медитаций, которая упругими вибрациями передавалась окружающим. Вокруг Вити всегда было многолюдно, потому что многолюдство жило в нем самом. Он создал мощную надстройку над своей личностью, как личность его была мощной надстройкой над телом: это здание, тремя уступами-этажами возносящееся над самим собой, было образцом пропорциональной человеческой архитектуры. Само имя его содержало в себе оксиморон, потому что, вдобавок к удручающе-предсказательной фамилии, оно содержало в себе витальность и победительность: Витя, Виктор.
И при этом, воплощение многолюдства, он оставался самим собой, неправильным, неисправимым одиночкой, петербуржской причудой, одним из фантомов-умыслов этого самого умышленного города на свете. Немного мистик, немного мистификатор. Сочинитель, студент, щеголенок, гоголек, бубенец. Только не гонимый взашей, а как бы ушибленный веком, тяжело его за собой волочащий, как непослушную ногу, – и в этом смысле чело своего века. Фигурка серебряного века, дрожащая и полузагнутая, как тонкая фольга, приклеенная к веку чугуна и стали.
Он не был собирателем русской земли – он был собирателем русской культуры. А культура – это страна отзывчивых одиночек, и чтобы ее собирать, делать более гулкой, резонансной, просторной, нужны именно такие одиночки, вокруг которых люди не сплачиваются, но соприкасаются. Он не был дирижером – он был камертоном: настройщиком разлаженных струн.
|
|
