Москва Мурманск Калининград Санкт-Петербург Смоленск Тверь Вологда Ярославль Иваново Курск Рязань Воронеж Нижний Новгород Тамбов Казань Тольятти Пермь Ростов-на-Дону Саратов Нижний Тагил Краснодар Самара Екатеринбург Челябинск Томск Новосибирск Красноярск Новокузнецк Иркутск Владивосток Анадырь Все страны Города России
Новая карта русской литературы
Страны и регионы
Города России
Страны мира

Досье

Публикации

напечатать
  следующая публикация  .  Все публикации  .  предыдущая публикация  
Натюрморт с атрибутами петербургской поэзии

04.08.2007

        Сергей Завьялов Татьяне Михайловской salutem dicit.

        Дорогая Татьяна, я давно обещал Вам описать петербургский поэтический пейзаж, возможно больше напоминающий натюрморт. Кажется, получились жанровые картинки в духе передвижников: «Верлибр, еще верлибр», «Винопитие в «Борее», «Отказ от дискурса» и пр. Собственно, это дневник, но велся он спустя три месяца после описанных событий, и в каком-то смысле в нем есть уже нечто от мемуаров (правда, с легкой каламбурной подменой: «De vivis aut bene aut nihil») .

        Действительно, у нас что-то стало происходить, и, пожалуй, такой плотности литературной жизни я не припомню. Наверное, мартовский фестиваль в галерее «Арт-коллегии» Валерия Вальрана под названием «Анатомия современного искусства Санкт-Петербурга» показательнее всего. Поэтому о нем и расскажу.

        Впрочем, для москвичей это вещи привычные, как привычны и, как мне показалось, дороги салоны (какая благодарная аудитория, к примеру у Вас, в Георгиевском переулке), тогда как в Петербурге любое подобное действо – победа в борьбе с превосходящими силами не то природы, не то судьбы. <...>



        03.03.98



        Все началось с вернисажа «Художников Газо-Невского прорыва» (Белкин, Гаврильчик, Галецкий, Овчинников, Маслов и проч.). Публика была так возбуждена самим масштабом происходящего, встречами друг с другом, воспоминанием о героических боях с советским режимом в семидесятые годы, что было не до поэтов. Даже всеми любимый Уфлянд, ставший, как это теперь ясно, классиком уже в конце пятидесятых (!), уже довольно пожилой, даже с палочкой, не сумел, вопреки своему обыкновению, держать аудиторию. Но если стихи нашего предтечи московских концептуалов вполне адекватно прозвучали и в окружающем шуме (в принципе, они на этот шум и расчитаны, ну разве с небольшой разницей, что предполагались в качестве источника происхождения шума), если чьи-нибудь морально устаревшие патетические рулады, боюсь, заслужили этот шум, то трепетная и хрупкая поэзия Стратановского услышалась мне еще трагичнее и болезненнее, чем я привык ее воспринимать.

        Вообще Стратановский – странная фигура в нашей поэзии: с одной стороны, в положительной оценке его творчества сходятся почти все (честное слово, не помню, чтобы при мне кто-нибудь когда-нибудь дурно отзывался о нем и как о поэте и как о человеке), его авторский вечер собирает сотню слушателей, не вмещающихся в зал, сначала садящихся на пол, затем становящихся в дверях, потом пытающихся что-то расслышать из коридора; мало того, от прожженнейших эстетов, от оголтелых метров постмодерна, от наинаглейших молокососов мне приходилось слышать после тотального поругания всего, относящегося к эпохе «Клуба-81», высокую оценку его творчества, с другой же стороны, какие-то как бы демонстративно игнорирующие все это флюиды неудачи; разбудил он их что ли в своих ранних стихах, сделав, как, кажется, никто до него, предметом поэзии? <...>



        05.03.98



        Следующий поэтический вечер, пожалуй, был самым ярким: Его открыл ветеран 70-х годов Петр Брандт, читавший энергичные живописные тексты того времени <...>

        Потом выступали Ры Никонова и Сергей Сигей. Я не первый год знаком с их творчеством, и даже не первый раз видел их выступление, но здесь, в «Арт-коллегии», где публика была пестрая, не сугубо литературная, их выступление потрясло меня сильнее, чем в Москве, видимо, поэты чувствовали недоуменное сопротивление среды и отвечали на него большей энергетикой.

        Какая потрясающая разница, если так можно выразиться, между поставангардом и постмодерном, между «транспонансистами» из Ейска и скажем, перформансистом Бонифацием. У него – восторг от открывающихся новых художественных пространств, у Сигея и Ры – трагизм, почти романтического накала. Сколько отчаяния в этом волчьем вое, в захлебывании водой, в растерзывании сочинений классиков марксизма-ленинизма и пролетарского интернационализма, в затыкании рта черным кляпом, в залезании под стол у Ры. Вот уж где совсем невесело, так на этих перформансах. И в завершении Сигей выходит с гигантской красной мясорубкой из папье-маше, объявляет, что исполнит сочинение, посвященное памяти его друга, итальянского поэта (увы, забыл фамилию), вставляет в мясорубку голову и начинает вращать ручку, а в ответ слышатся звуки ловимой радиоволны, прерываемые воплями автомобильной сигнализации. Тут не выдерживает находящийся в зале юный графоман-невротик (Nomina sunt odiosa) и, покрывшись красными пятнами, кричит: «Хватит!». Сигей продолжает вращать свою неумолимую ручку еще минуты две, после чего вынимает голову из мясорубки, отвешивает поклон находящейся в шоке публике и очень серьезно выговаривает: «А вот теперь хватит».



        06.03.98



        Между вторым и третьим поэтическими вечерами состоялся, если так можно выразиться, поэтический утренник под названием «Вечер свободного стиха». Я на нем не был, но не упомянуть о его участниках было бы несправедливо. Во-первых это «Клуб любителей «Изабеллы» : Валерий Земских, Арсен Мирзаев и Дмитрий Григорьев; во-вторых это Александр Ильянен; в-третьих – Лариса Березовчук (впрочем, в последний момент она отказалась выступать).

        Труднее всего положение «изабельцев»: слишком одиозен оказался на исходе девяностых годов русский свободный стих. Никогда не забуду эскадрильи графоманов, слетевшихся в прошлом году в Москву на фестиваль верлибра: профессиональные поэты, как Кузьмин, Карвовский, Алехин, Давыдов, Львовский, Рожнятовский, Понтюхов, не говоря уже об участии Рубинштейна и Бонифация (приношу извинения тем, кого я забыл сейчас назвать) тонули среди каких-то старичков, доказывавших, что любое упорядочивание поэзии – неизжитое наследие сталинских репрессий, среди бестолковых теток, рассуждавших о японских твердых формах, познания которых в области японистики вряд ли простирались дальше до боли знакомого фразеологизма «япона мать», каких-то бесцветных девиц, зачитывавших под видом стихов страницы из интимного дневника, где рассказывалось, кто и почему их в очередной раз не трахнул. С другой стороны – Петербург, цитадель ямбизма-хореизма (как выразился Ахметьев), где реально обитают десятки тысяч любителей классической поэзии, спасающихся ею от порывов ветра с залива, от бесконечных дождей и сырости, от депрессирующей нищеты (избави Бог бросить камень в этих несчастных людей). С третьей стороны их неумение и нежелание проводить какую бы то ни было литературную политику.

        В то же время верлибр Мирзаева обладает отчетливым своеобразием. В последнее время к этому прибавились и такие авангардные изощрения, как палиндромы и заумные стихи (на фестивале Арсен читал «по-хазарски»). Наконец, я помню прекрасный авторский вечер Земских, его вдохновенное чтение, покорившее, надо честно признать, поначалу достаточно скептично настроенную публику, или свою прошлогоднюю работу с Григорьевым, которого я в качестве аналитика представлял на уже упомянутом московском фестивале, в ходе которой я объяснял автору достоинства его сочинений, а он с обескураживающим смирением говорил: « да, наверное так оно и есть, как ты говоришь, я никогда об этом не думал». Между прочим, с таким же смирением этот человек работал в Чернобыле в первые дни после катастрофы, провел несколько месяцев без копейки денег в Гималаях, пересек автостопом пустыню Такла-Макан. Признаться, я не в состоянии отделить его стихов от него самого, да может быть это и не нужно. Помню, на вечер в респектабельном зале музея Ахматовой, где он выступал среди других, пришла «его» публика, десятка два, кто-то в драных джинсах, кто-то босиком, кто-то неопределенного возраста, кто-то неопределенного пола, но все с отпечатком тихого смирения. <...>

        Наверное нет автора в Петербурге, более сложного для рассказа о нем, чем Лариса Березовчук. И в ее судьбе, и в ее личности, и в ее творчестве (настаиваю на этом порядке) все вступает в конфликт с Петербургом. Родной язык – украинский, равнодушие к русской классической поэзии (исключение делается почему-то для Гумилева), ориентация на барочную эстетику, реабилитация силлабики, тяготение к крупным формам (эпико-драматическим). Добавим к этому двадцатилетний стаж музыковеда-когнитолога с фактически готовой докторской диссертацией, десятки исследовательских трудов,в том числе статьи в НЛО о поэтах-современниках (Горнон, Драгомощенко, Айги). Ко всему прочему еще и бескомпромиссная борьба со злом, приобретшим, с точки зрения поэтессы, сегодня обличье постмодерна, а конкретно в Петербурге поселившимся по всем известному адресу: Литейный, 58, Арт-центр»Борей», о чем сообщала ее статья во 2 номере «Литературной жизни Санкт-Петербурга».

        А публикаций катастрофически мало; дай Бог, если напечатана одна сотая (вопреки своему обыкновению не гиперболизирую), да и то, все это, кроме десяти стихотворений в 21 номере НЛО трудно назвать полноценными публикациями: ну кто держал в руках какой-нибудь русскоязычный журнал с Украины или феминистический альманах под одиозным заглавием «Все люди – сестры», где поэма Березовчук «Франки спрашивают французов (La nouvelle chanson de geste)» обрамлена мемуаром на тему «Мой первый аборт»и верлибром о цвете сосков. Задуманное трехтомное издание лирики (а она занимает в творчестве поэта далеко не первое место), увы, остановилось на первом томе (39 стихотворений) ничтожным тиражом в сто экземпляров.

        Березовчук – единственная дееспособная femme de lettres в этом городе, не считая давно ставшей национальным классиком Елены Шварц. С автора, предлагающего читателю ежегодно объем поэтического текста размером чуть меньше «Энеиды», но чуть больше «Песни о Роланде» спрос иной. Читатель естественным образом будет защищать свой досуг, свои сложившиеся художественные пристрастия, свою психику, наконец. Другое дело, что к этому примешиваются уже чисто петербургские компоненты : косность под маской классичности, недееспособность, трактуемая либо как принципиальность, либо как несуетность, наконец, элементарная всеразвращающая лень. <...>



        09.03.98



        Этот вечер, пожалуй, был наименее впечатляющим. Дело здесь, кажется, в том, что все трое выступавших, а именно Татьяна Вольтская, Алексей Пурин и Борис Констриктор не предстали в своих лучших ролях, а ограничились второстепенными партиями собственного репертуара. Вольтская, прославившаяся в последнее время яркими и эмоциональными статьями, хищно поносящими коллег по перу («Хроника жизни или история болезни?»под псевдонимом Амперская обо мне в «Невском времени» за 14.01.98, «Утро магов (Две манеры талантливой игры: от кровавого бреда до кокетства)» о Викторе Сосноре и Елене Шварц в «Ex libris’е» за 03.06.98) ограничилась вегетарианской лирикой, Пурин, автор блестящей, скандальной, эротичной до перехвата дыхания лирики «Созвездия рыб» и «Апокрифов Феогнида» – не поднимающимися выше среднего (впрочем, дай Бог каждому такой средний) уровня этого поэта реминисценциями на «Tristia» Овидия и «Сонеты к Орфею» Рильке, единственный петербургский профессиональный перформансист и визуалист, в прошлом постоянный автор «Транспонанса», а в настоящем – «Черновика», Констриктор – скромными стихами с петербургскими пейзажами, написанными в ранний период творчества и ничем не напоминающими о его зрелом своеобразном творческом облике. Тем не менее место, занимаемое этими поэтами в Петербургской культуре, весьма значительно, и нам остается ждать повода для уже не беглого разговора о них, в новых вдохновенных пасквилях Вольтской–Амперской (может быть завтра Килограммской или Лошадиносильской?), фраппирующих шедеврах Пурина, нетривиальных авангардных жестах Констриктора.




  следующая публикация  .  Все публикации  .  предыдущая публикация  

Герои публикации:

Регионы:

Последние поступления

06.12.2022
Михаил Перепёлкин
28.03.2022
Предисловие
Дмитрий Кузьмин
13.01.2022
Беседа с Владимиром Орловым
22.08.2021
Презентация новых книг Дмитрия Кузьмина и Валерия Леденёва
Владимир Коркунов
25.05.2021
О современной русскоязычной поэзии Казахстана
Павел Банников
01.06.2020
Предисловие к книге Георгия Генниса
Лев Оборин
29.05.2020
Беседа с Андреем Гришаевым
26.05.2020
Марина Кулакова
02.06.2019
Дмитрий Гаричев. После всех собак. — М.: Книжное обозрение (АРГО-РИСК), 2018).
Денис Ларионов

Архив публикаций

 
  Расширенная форма показа
  Только заголовки

Рассылка новостей

Картотека
Медиатека
Фоторепортажи
Досье
Блоги
 
  © 2007—2022 Новая карта русской литературы

При любом использовании материалов сайта гиперссылка на www.litkarta.ru обязательна.
Все права на информацию, находящуюся на сайте, охраняются в соответствии с законодательством РФ.

Яндекс цитирования


Наш адрес: info@litkarta.ru
Сопровождение — NOC Service