|
«Мульти» и «моно»
Из ответов на записки
|
«Мульти» и «моно»? Это, наверное, что-то очень современное. Из эпохи мультимиллионеров и борьбы с монотонностью тоталитаристского наследия?
Под «мульти» подразумевается действователь на многих разных площадках. А под «моно», соответственно, упирающийся, стоящий и настаивающий на чем-то одном.
В первом случае – «и швец, и жнец, и на дуде игрец»? Проблема, стало быть, скорее вечная, чем сугубо современная. Впрочем, она во все времена обновляется. В хрущевскую оттепель получила хождение фраза: «Интеллигентный человек не настаивает». Вот и попробуй после этого упереться. Партийным кураторам литературы, взращенным на лозунге «Кто не с нами, тот против нас», непросто, наверное, было принять интеллигентный тон по отношению к тем, кто по старым меркам подходил под определение «оппортуниста», «соглашателя» и «двурушника»...
Однако что это понесло меня в политику! Да просто перед нами два типа ориентации человека в мире, и у каждого – свои резоны.
Равноправны ли эти типы в русской культуре, или есть преобладание одного из них?
В принципе равноправны, но, конечно, в каждую эпоху тот или другой преобладает. Бывают времена, когда могут «расцветать все цветы», а потом объявляется прополка, и она идет под девизом «Выманить гидру из гнезда». Это китайские аналогии, но и в русской истории поколения непримиримых (декабристы, «мальчишки» щедринской закалки, потом ранние большевики, потом герои чисток предвоенной поры) сменяются поколениями, склонными к широте и всепониманию («оранжерейное» поколение николаевских времен, постепенновцы эпохи Великих Реформ, «чеховские интеллигенты», либералы-»шестидесятники« нашего времени). Разумеется, каждый индивидуум склонен либо к тому, либо к этому варианту, ибо и то, и другое – в природе человека. Счастлив тот, чья личная склонность совпадет с вектором времени, и несчастен тот, кого время изнасилует или сломает. Я имею в виду не только случай, когда крутые перемены ломают человека толерантного, но и случай, когда человек бури и натиска загнивает среди канареек и ритуальных танцев.
Изменилось ли качество «мультиозности» за последние 10 лет?
Это после 1987 года? Разумеется. Шлюзы открылись, плоды и образчики «мировой цивилизации» вывалились на экраны и в печать, хочешь не хочешь – мультируешься. Упоры шатаются, ноги разъезжаются, глаза разбегаются, уши вянут. В конце концов приходят люди, для которых упор становится самоцелью. Они и сейчас есть, только не могут точку найти. Национальная самодостаточность, которая хороша и спасительна для малых народов, для русских не оправдывается, потому что русские по определению – сверхнация, вроде североамериканцев, индусов, китайцев, ибероамериканцев, европейцев или арабов. А мировой идеи, которая для русских была как воздух, – идеи нет. От того, найдут ли идею люди упора (и если найдут, то какую), – зависит наше бытие в наступающем веке.
Но что-то опять отнесло меня в геополитику. Я хотел сказать о природе этих психологических типов. Человек осаждаем бесконечным разнообразием бытия. Это – соблазн: схватить все, сопрячь все. Но и противостоит соблазну инстинктивное желание: уберечь свое «я», оградиться от разматывающего душу калейдоскопа впечатлений, замкнуться на чем-то одном и это одно исчерпать до конца.
Или уж оправдать дилетантизм как-то профессионально...
Это профессия – дилетант?
Пушкин был поэтом, но был также прозаиком, драматургом... это, положим, близко... Однако он был и издателем, и журналистом. В ту пору подобное многостаночничество, да еще при исполнении светских обязанностей (камер-юнкер) казалось едва ли не вызовом. Андрей Синявский в классических «Прогулках...» блестяще анализирует этот комплекс: дело не в совмещении профессий, а именно в том, что человеку «до всего есть дело», что он во все вникает («всюду лезет»), на все откликается («все переполаскивает»). «Гм! гм! // Читатель благородный, // Здорова ль ваша вся родня?..» – это с чего вдруг? А ваша, сударь, родня, в порядке ли? Вы уверены? Ишь какой всечеловек на фоне рационально чистых «абсолютов», от XVIII века унаследованных, – понадобилось еще полвека, чтобы Достоевский воздал Пушкину должное в своей знаменитой речи. А так – «егоза», «сверчок», «непоседа»... Все куда-то поглядывает, куда не просят...
Мультиозность, дилетантизм и «боковое зрение»?
Можно я перейду на личности, то есть на собственную персону? Я по складу дилетант. Сколько себя помню – все интересно, за все хватаешься, все затягивает. С детства клички: «жадюга» и «верхогляд». То есть: все схватить и присвоить, во все быстро влезть, всего коснуться. «По верхам», на большее нет времени. Я и ученым-филологом не стал по той же причине. Хотя после университета был распределен в аспирантуру, сдал экзамены, выдержал конкурс. Тут подоспели венгерские события 1956 года (кружок Петефи и т.д.) – в «верхах» решили высшую науку оздоровить, то есть в аспирантуру отныне пускать только людей с рабочим стажем (а я был – без стажа, после школы сразу студент). Ну мне вернули документы, я «обиделся» и запретил себе на будущее даже и думать об аспирантуре. На самом деле, как я теперь понимаю, я интуитивно удрал от науки. Это все-таки не мое: «верифицируемые результаты», «объективная картина»... По мне, книга, прочитанная в понедельник, и та же книга, прочитанная в субботу, – разные книги.
Впрочем, когда занимаешься конкретной темой, то судорожно (в компенсацию?) стараешься дойти до дна, вынюхать, выгрести и исчерпать все. Потом – теряешь интерес. Когда я написал книгу «Лев Толстой и кинематограф», то был определен в толстоведы. Не пошел: вольный казак!
Инна Натановна Соловьева моего пижонства не одобрила:
– Это что за подсечное земледелие! Корчуете лес, пашете, сеете, собираете ОДИН УРОЖАЙ и – идете на новое место лес корчевать?! Вам уже есть пятьдесят?
– Мне сорок восемь, – пролепетал я.
– Еще два года это можно терпеть, но после пятидесяти быть таким кочевником неприлично!
Теперь мне уже «после шестидесяти». Ничего не могу с собой поделать: «боковое зрение» острей прямого. Может, казачья половина в генах сказывается: степь, безграничье. А может, это вообще русская ориентация: голова повернута то туда, то сюда. Вы заметили, как у нас люди по улице ходят? Друг на друга натыкаются! Отчасти это общий налет хамства и наплевизма. Но и – вечная привычка глядеть (глазеть) по сторонам. Глядеть – чтобы сбоку не налетели. И глазеть – где чего дают.
Мультиозность и книжная полка?
Ну так когда я к книжной полке подхожу, я же не просто беру ту книгу, которая мне нужна, я любопытствую, что на полке рядом. Вот тут боковое зрение – это все! Надо полки... нет, надо стенки библиотечные пролетать «по верхам» – просто чтобы знать (на всякий случай), где что лежит (стоит, растет – на случай корчевки). А иначе достаточно Интернета: запрашиваешь, где там у Лескова курица нас под кустом высидела, и получаешь ссылку. А где куст, из какого яйца та курица, кто съел суп из той курицы и кто ушел в те кусты – это не в Интернете, это – в книжной стенке. Это по директориям не выследишь, а только – ногами вдоль полок, при вертящейся голове.
Но что там говорить, и жертвуешь при этом многим. Я всю жизнь ощущаю количественный недобор знаний. Багаж легок. По моему любопытству надо было бы вдвое, втрое больше знать и помнить. Сил недостало. Не судьба.
Какова специфика «мультиозности» в России и на Западе?
Однажды во время симпозиума в Лондоне крупный западный славист мне это объяснил. Несколько заостряя и огрубляя, могу сказать так: если западный ученый занимается Баратынским, то о Языкове его можно не спрашивать. Потому что он занимается Баратынским. Но о Баратынском он должен знать все.
Помню, в 70-е годы я консультировал американку, которая писала о Шукшине. Она запрашивала у меня такие подробности, каких Василий Макарович сам о себе, наверное, не помнил.
А мы, русские, суетимся...
Суетность: степень допустимого?
Это решается практически. Надо бить лапами – тогда или выгребешь, или масло взобьешь.
А если утонешь? Тоже, значит, судьба.
Остается только возлюбить судьбу.
|
|
