Во-первых, он поэт. Во-вторых, он – учитель математики, но вид у него такой, будто он всю жизнь преподает французский язык: углубленный в себя, несколько медлительный человек, допускающий оговорки и неточности вопреки строгой математической логике. В-третьих, он – депутат Московской городской думы. Наверное, самый спокойный и ироничный из всех депутатов. Таковы и стихи поэта Евгения Бунимовича – спокойные, негромкие, уговаривающие.
«так что нет земли никакой кроме россии а посередь россии патриаршие пруды бездонные и необъятные а кто от прудов на три шага отойдет да на три дня отъедет тот тоску чувствует неизъяснимую называется которая ностальгия».
Пространство его текстов приближено к повседневности – вид из окна, контрольные работы, ученики, поездка на отдых. Простые, ожидаемые вещи, выстраивающие вполне определенную линию, по которой располагаются события. Стихи довольно сильно привязаны к месту и не выходят за пределы, которые автор сам для себя определил. «Там в Садовом кольце я зажат, как в прихожей сквозняк. / Мне отечество здесь – за оврагами груда коробок». Автор старается быть незаметным, он как бы немножко стесняется сам себя.
лучше быть не шишкой на ровном месте, а тем самым местом, на котором долго из еловой шишки прорастает ёлка...
Иногда – сожаление о несостоявшемся или неудавшемся. Человек – пленник клетки – города, класса, тетрадки, в конечном счете, – пленник жизни, которую выстроил своими руками. Возможен ли выход из нее (из клетки? из жизни?)?
но мосты за собою сжигая дотла, в концентрических кольцах столицы не сыщешь угла, кроме края письменного стола, кроме прямого угла страницы,
есть дамоклово чувство контрольных работ – ничего не успеешь, а время пройдёт, н-и-ч-е-г-о-н-е-у-с-п-е-е-ш-ь-а-в-р-е-м-я- п-р-о-й-д-ё-т жизнь пройдёт, вырвешь лист из тетради
И не понять – то ли это иллюзия выхода, то ли добровольное согласие на неизбежность утраты, на отторжение того, что улетает, – хотя бы не удерживать, если сам не можешь лететь вслед. «Но никто не сведет за спиною мосты, / как умеют у них, / в Ленинграде...» Или наоборот – стихи как способ выхода в иное пространство, которое требует отказа от привычного и близкого, но и гарантирует возвращение обратно, так как ни то, ни другое невозможно по отдельности, а соединения не получается, слишком они равновелики, – возможно лишь поглощение, потеря одного из них. Уход в одно из состояний означает слишком категоричное отрицание другого, а иначе не получается. Блуждание между неизбежностью утраты и необходимостью восстановления связей. Существование параллельных пространств заставляет искать способ быть одновременно в нескольких местах, не теряя ни одного из них. Возможно ли такое – и как возможно? Может быть, это происходит, когда обращаешь внимание не только на потери, но и на приобретения.
... а ещё, лишаясь площади, обретаешь объём города, по которому легче бродить одному, чем вдвоём
Проблема времени сводится к проблеме возраста, к утеканию в невозвратность, исчезновение, – при том, что освободившееся место остается пустым. Пустота и начинает затягивать, насильственно заполняя появляющиеся пробелы. Для автора возможно лишь осознание этого процесса, но не сопротивление ему. Человек понимает, что его сносит, захватывает с собой поток, но не противится ему. Почему? Возможно, для него не очень важна территориальная привязанность внутри определенного круга. Возможно, он понимает, что слишком далеко его не унесет – из микрорайона #17 в микрорайон #3 и обратно. Что этот путь превращается в круговорот, и человека непременно вынесет опять к тому же самому месту, расположенному не дальше пределов Москвы. Но и здесь не все так просто, невозможность побега тоже неоднозначна, и правильно решенная задача может не сойтись с ответом.
когда бы не след реактивный, сквозной, меловой, шероховатый линолеум над головой – небо с разбивкой на два варианта,
когда бы не бездна, ошибок полна,
когда б не взошла над ответом – она, слепящая ненулевая константа...
Хотя, скорее всего, Бунимович намеренно не старается вырваться из своего круга жизни, который очерчен достаточно определенно. В нем присутствует и школьный учитель, и житель Чертаново, и политический деятель, и поэт. Привязанность становится привычкой, привычка – образом жизни, способом существования. Центр мира находится здесь, расходясь концентрическими кругами возраста, города, времени, пространства. «Потому что мы годы свои узнаем / в концентрических кольцах столицы». Жизнь вписана в город, вросла в него, и нет необходимости разрывать эти годовые круги, потому что здесь есть все, что нужно. Бунимович – городской поэт, воспитанный на графике названий, «растворенный» в городской среде, которая воспринимается уже не только как среда обитания, но и как символ врастания в пространство, подчинения города ритму роста, пульсации живого организма. «Да хранит нас Неглинка, текущая в венах, / потому что на карте Москвы ее нет». И может быть, осознание того, что пространство ставит человеку ловушку, в которую неизбежно попадаешь, независимо от того, идешь или стоишь, защищает от разочарований? В стихах есть печаль, сожаление, иногда растерянность – но нет ощущения потерянности или оторванности: от времени, от поколения, от эпохи. Все, в общем-то, идет так, как и положено, – дети растут, жены стареют... Жизнь не проходит мимо, а увлекает с собой.
Как проходит время? В трудах. Дети наши в школу пошли.
Наш непросыхающий брасс надоел московским прудам...
Жёны наши смотрят на нас чуть трезвей, чем хочется нам.
Бунимовича привлекает незавершенность, длительность мысли, фразы, строчки. Он словно бы говорит – это еще не все, не конец, еще возможно продолжение разговора, диалога, воспоминания, жизни, и для каждого это продолжение – свое. Он приглашает к соучастию, дает читателю возможность вхождения и до-думывания. Не простор для догадок, а именно доверительность беседы, в которой никто ничего не скрывает – просто незачем. Наверное, поэтому многие стихи не заканчиваются, а остаются в состоянии недоумения, неуверенности – многоточия. Многоточие – любимый знак препинания автора, обозначающий еще и пропуск в тексте. Возможно, он частично заменяет тире, образуя плавные и ненавязчивые пробелы, глубокие и мягкие параболы, переходящие в синусоиды, по которым сознание легко скользит вдоль оси координат, где состояния падения и взлета, в общем-то, неотличимы друг от друга. Многоточие – это еще и замедленность, возможность остановиться и вдохнуть, набрать воздуха для следующей фразы. Это еще и знак прерывистости речи, постоянно сомневающейся или извиняющейся, снижающей голос до шепота. Иногда текст переходит в бормотание для себя или уговаривание больного засыпающего ребенка, когда важны даже не слова и смысл, а лишь интонация, успокаивающее произнесение. Текст для Бунимовича – это еще одна попытка разобраться в жизни, условная форма промежуточной реакции на событие, позволяющая, впрочем, не столько развеять сомнения, но иногда и усугубить его. Вопрос остается вопросом – неважно, в горизонтальной он плоскости или в вертикальной. Иногда от необходимости выбора спасает ирония, позволяя на некоторое время уравновесить «там» и «здесь», балансируя на сведенных в точку гранях пространства.
Я – москвич... Обидно, что не ЗИЛ. Не хватает лошадиных сил. Вял дизайн... Мешает лишний вес... Извини, красотка Мерседес.
Графика черно-белого пространства, определенного городом, им же и замкнутого. Способ развития не вширь, а по вертикали; поднимаясь, оно отмечает на температурной шкале столицы перепады эпохи. Оно линейно и непрерывно, без провалов и скачков, мягко и бесшумно, почти неощутимо – тем труднее заметить его изменение, переход в другое качественное состояние. Бесцветное, не окрашенное интонационно время – натурального оттенка, как цвет древесного ствола. Поэт исповедует понимание и приятие: другого времени не будет, и нужно научиться жить, не испытывая к нему ни ненависти, ни нежности, принимая его как данность и не пытаясь ни избежать, ни убежать; ни ожесточиться, ни примирить в нем всех. Поэт отвечает только за себя и не собирается учить других правильной жизни. Только математике.
мне ещё не чужая религия полых пространств мне ещё не чужой безнадежный язык человечий
Для Евгения Бунимовича поэт – это человек, живущий среди людей, идущий с ними рядом, почти не выделяющийся – по крайней мере, внешне. А все, что остается от этого, – простая черточка, пробел между человеком и стихами, вмещающий пространство и время, произнесенные вполголоса. «На скрижалях среди поправок останется мой дефис».
|