Москва Мурманск Калининград Санкт-Петербург Смоленск Тверь Вологда Ярославль Иваново Курск Рязань Воронеж Нижний Новгород Тамбов Казань Тольятти Пермь Ростов-на-Дону Саратов Нижний Тагил Краснодар Самара Екатеринбург Челябинск Томск Новосибирск Красноярск Новокузнецк Иркутск Владивосток Анадырь Все страны Города России
Новая карта русской литературы
Страны и регионы
Города России
Страны мира

Досье

Публикации

к списку персоналий досье напечатать
  следующая публикация  .  Александр Мильштейн  .  предыдущая публикация  
«Это похоже на то, как лежит человек в Харькове, на своей тахте, на Салтовке, и то ли снится ему, то ли нет, что он в Мюнхене…»
Интревью с Александром Мильштейном

20.03.2009
Досье: Александр Мильштейн
        — Твой самый первый рассказ?
        — Наверное, «Подвесная дорога».
        — Это — странненький такой, сюровый, с чертовщинкой, о смерти?
        — На первом канале немецкого телевидения есть такая программа — «Druckfrisch», её ведёт Деннис Чек, литературный критик, в прошлом он был ещё и переводчик англоязычной литературы. И вот он там любит в начале передачи пройтись по книжным магазинам, заговаривая с незнакомыми людьми, которые думают, какую бы книгу купить… Он внезапно обращается к ним со словами: «Можно, я вам что-то посоветую?» И подводит за ручку к какой-то полке, и начинает говорить о какой-то книге… Так вот, в одной из таких передач человек, к которому Чек обратился, обернувшись, оказался Мартином Вальзером (это один из самых известных современных немецких прозаиков). Он сказал: «Нет уж, давайте это я вам посоветую!» И посоветовал книгу Буркхарда Мюллера «Чудо, зло и смерть». Это книга о Стивене Кинге. Вальзер при этом сказал следующее: «Эта книга перевернула моё представление и о Кинге, и ещё о многом, я не ожидал, что в мои годы это возможно… Мне всегда казалось, во-первых, что о смерти ничего нельзя написать, потому что мы о ней ничего не знаем. Во-вторых, что Стивен Кинг — это такой литературный «Макдоналдс», смехотворный заокеанский литературный призрак с Хэллоуина… Но, прочитав книгу Буркхарда Мюллера, я узнал, что Стивен Кинг, оказывается, пишет о том, о чём я никогда и не думал не только писать, но вообще, что об этом возможно писать…» Это был комический момент, почтенному писателю восемьдесят лет, и вот теперь только он, значит, открыл для себя Стивена Кинга… Прости за offtop, просто мне кажется, что эпизод очень показателен в каком-то смысле — если говорить о восприятии смерти, о её отражении в литературе.
        — А «Пиноктико»? Это ж не только пинакотека, выставка современного искусства, но и Пиноккио — деревянная марионетка. Это игрушка, механизм, чудовище — сразу вспоминаются фильмы ужасов — «Чаки», «Пиноккио», — где инфернальные куклы кромсают ножичками своих хозяев.
        — Пинакотека, Пиноккио — всё это верно… Ну, ещё паноптикум тут, кстати, играет не последнюю роль… в словообразовании.
        — Роман «Пиноктико» — немецкий, о Мюнхене, написан немцем Йенсом, а всё равно сквозь Мюнхен Харьков просвечивает, и хорошо так просвечивает, тебе не кажется?
        — Я об этом не думал, всё-таки на самом деле роман-то написан… Йенсом Айгнером. Может быть, он просто такой немец, на которого оказало влияние долгое общение… Знаешь, часто, когда мы смешанной компанией усаживаемся за столик где-нибудь в кафе, немцев принимают за русских, и они тогда смеются и говорят, что это просто они так много общаются с русскими, что их и самих уже принимают… Так что, если просвечивает, я рад, если это похоже на то, как лежит человек в Харькове, на своей тахте, на Салтовке, и то ли снится ему, то ли нет… Что он в Мюнхене и сыграл с кем-то в игру «Если бы я был немцем», придуманную когда-то Михайловым, Братковым и Солонским… Но только, скажем так, с другими картинками — потому что другие карты в этот раз были сданы… Хотя, если серьёзно, я уверен, так же точно человек этот может видеть свой странный сон и лежа на тахте, скажем, в Лиссабоне.
        — «Пиноктико» — третья часть трилогии (после «Серпантина» и «Параллельной акции») и интонационно, голосом, стоит между ними, соединяет их, непохожих, вместе. Как так
        получилось?

        — Где-то посреди «Параллельной акции» было такое предложение: «Я звонил и Йенсу, но там тоже длинные гудки», — это было написано за четыре года до «Книги Йенса» (первоначальное название «Пиноктико»), т. е., может быть, по прошествии стольких лет… Йенс и взял наконец трубку и заговорил…
        — Тебя опять (в который раз!) взяли и сравнили с Мураками. Скажи уж всем в открытую, как ты к нему, проклятому, относишься. (Я его, кстати, только из-за тебя и прочитал — после того, первого раза.)
        — Ну я не знаю, вряд ли он такой уже проклятый. Были такие «проклятые поэты» — Бодлер, Рембо… А прозаики все проклятые, наверно, или никто... Признаюсь честно,
        я очень мало читал Мураками. «Охоту на овец», и то не полностью, хотя она мне, наверно, больше всего понравилась. «Кафку на пляже» — полностью, может быть, поэтому и… понравилась меньше. Совсем не понравился когда-то сборник рассказов под названием «Как я однажды увидел 100-процентную девушку», вот это было очень плохо, но! Андрей, представь себе ситуацию, когда ты пишешь четыре сотни страниц каждые полгода воленс-неволенс… Мураками — труженик, и я снимаю перед ним шляпу. К тому же он спортсмен, последняя его книга посвящена бегу — он бегает каждый день чуть ли не марафонскую дистанцию… И эта его книга интервью с бывшими членами секты «Аум Синрикё» — это же всё очень положительные вещи. Так что снимаю шляпу однозначно.
        — Когда ты писал роман, ты знал, что финал будет открытым?
        — Нет, конечно. То есть финал я примерно видел, но я не знал, что он открытый, да и не знаю. По мне, так это самый закрытый финал из всех возможных — герой закрывает ведь там всё на свете: веки, окна, ставни и т. д. И это не совсем трюизм, Андрей, я понимаю, что ты снова подумал о каламбуре: «открытый — закрытый»… И «конец — нелепое словцо…» и всё такое… Но, кстати, если уж вспомнился Гёте, скажу, что конец романа кажется мне созвучным с другой строчкой Гёте, из второй части «Фауста»: Natürlichem genügt das Weltall kaum, Was künstlich ist, verlangt geschloßnen Raum, — я не помню перевод, но если дословно, примерно так: «Природному едва хватает всей Вселенной, а искусственное требует замкнутого пространства».


  следующая публикация  .  Александр Мильштейн  .  предыдущая публикация  

Герои публикации:

Персоналии:

Последние поступления

06.12.2022
Михаил Перепёлкин
28.03.2022
Предисловие
Дмитрий Кузьмин
13.01.2022
Беседа с Владимиром Орловым
22.08.2021
Презентация новых книг Дмитрия Кузьмина и Валерия Леденёва
Владимир Коркунов
25.05.2021
О современной русскоязычной поэзии Казахстана
Павел Банников
01.06.2020
Предисловие к книге Георгия Генниса
Лев Оборин
29.05.2020
Беседа с Андреем Гришаевым
26.05.2020
Марина Кулакова
02.06.2019
Дмитрий Гаричев. После всех собак. — М.: Книжное обозрение (АРГО-РИСК), 2018).
Денис Ларионов

Архив публикаций

 
  Расширенная форма показа
  Только заголовки

Рассылка новостей

Картотека
Медиатека
Фоторепортажи
Досье
Блоги
 
  © 2007—2022 Новая карта русской литературы

При любом использовании материалов сайта гиперссылка на www.litkarta.ru обязательна.
Все права на информацию, находящуюся на сайте, охраняются в соответствии с законодательством РФ.

Яндекс цитирования


Наш адрес: info@litkarta.ru
Сопровождение — NOC Service