Сразу у двух постоянных авторов «Топоса», у Маргариты Меклиной и Дениса Осокина вышли в серии «Soft Wave» авторские первые книжки. Поэтому для начала хочется поподробнее остановиться на самой серии. На обложке всех серийных книг стоит манифестация: «Soft Wave» серия книг новейшей русской прозы. Ее авторы могут различаться по стилю, эстетике и мировоззрению. Главное, что их объединяет отказ от провокативных стратегий и упрощения языка, от стилистических и сюжетных шаблонов, так называемого «интеллектуального мейнстрима». Вместо отжившей идеи литературы как навязчивого нарушения общественных табу «Soft Wave» предлагает идею литературы как нового понимания человека и его отношений личных и живых с миром и языком». Не больше и не меньше. Странная декларация, не правда ли? Она больше отрицает, чем утверждает. Особенно в свете двух первых сборников серии Станислава Львовского и Ольги Зондерг, сложных, ассоциативно устроенных сборников с непростым, ветвящимся деревом лейтмотивов. Минимум сюжета, максимум перечислений, теней и отзвуков этих самых теней, вязкой плоти языка. Две вторые книги (они снова рифмуются м. и ж., он и она) кажутся мне еще более перегруженными, сложными, барочно витыми. Видимо, это и есть ad marginem «интеллектуального мейнстрима» (ох, знать бы ещё, что это такое), когда внешние события в текстах заменяются внутренними событиями, когда главным приключением оказывается приключение самого письма. Квартет книжек, выпущенных в этой серии, словно бы призван стать виноградным мясом любителей искусства для искусства, стать книжками для книжников, писателями для писателей. Судя по тиражам (полторы тысячи), об этом думают и сами издатели. Я не люблю такую литературу. Она мне не кажется вежливой. Она мне не близка. Я никогда не порекомендую её своим друзьям в «Живом журнале». Тем не менее, вот ведь парадокс, последние выпуски этой серии самое интересное, что появилось этой осенью в современной литературе. Книжка Дениса Осокина важнейшее событие, заслуживающее презентации на Франкфуртской книжной ярмарке (там она, кстати, и произошла). Сборник Маргариты Меклиной (о ней мы поговорим в моей следующей статье), первой книги этой уже давно работающей в литературе писательницы, показал всю мощь и величие её непростого таланта. Хотя бы и для знаточеской среды. Хотя бы и тиражом в полторы штуки. Так хорошо, так странно... Ну да, такие книги нужны как лабораторные опыты по превращению мёртвой воды современной литры в живую воду полёта и вдохновения; такие книги надолго выбивают из колеи, заставляя призадуматься над своим собственным творчеством; такие книги научают тебя чему-то неуловимому и сложно объяснимому впечатлению от впечатления, терпкому послевкусию, более тщательной работе над стилем, более кропотливой огранке сюжета, нюансировке полутонов. Это приятно, когда кто-то берёт на себя заботу о полутонах, это весьма важно, когда кто-то выстраивает из этих полутонов всё своё творчество, качаясь на волнах зыбких конструкций, которые никогда не увековечат в списке бестселлеров. Пример Дениса Осокина в этом смысле просто поразителен. Никак не могу понять, откуда и как берутся у людей, внутри пишущих, такие вот дискурсы. С чего бы это вдруг студент, аспирант начинает писать вот такие книги-циклы от лица вымышленных, никогда не живших в Вятке или в Вильнюсе людей. Это не стихи и не проза, но и стихи и проза одновременно. Плюс, списки в духе Сен-Сенагон и поэтика минимализма в стиле Ген. Айги и Вик. Некрасова. Ожерелья быличек и почти сказок, зарисовок и расказиков, выстроенные до последней запятой, замысловатые ритмом и непрямым говорением, подспудно продолжающиеся в других частях цикла, на других этажах многоголового дома, открытого всем ветрам. Понятно, что важнейшим источником, вдохновляющим и питающим Осокина, является фольклор. Однако под рукой Дениса устное-народное творчество делается совершенно авторским высказыванием самого высокого полёта. Происходит что-то непонятное, непонятое, щелчок, и коллективное бессознательное выливается в прозу мастера и эстета с орхидеей в петлице. Между тем, в жизни Осокин скромный и застенчивый парень, про которого сразу понимаешь: настоящий. Все эти его игры с форматами, форматированиями абзацев, балконами периодов, лесенками перечислений, абсурдистскими подвываниями в духе похоронных (или свадебных) обрядов не кажутся нарочитыми или искусственными, излишними, они (вот оно, слово) настолько органичны, что, кажется, рождаются готовыми, переливающимися слитками. Примеры подобной органичной зауми в последнее время (после футуристов и ритмической прозы 30-х годов прошлого века) я встречал только у Сорокина, все его «бритое гвидо» и «ссаная вонь» тоже ведь выглядят как совершенные природные объекты. Осокин берет ту или иную тему (тополя, зеркала, смерть девушек, балконы, ангелы или, наоборот, суккубы) и начинает крутить-вертеть вокруг них, отступив на два шага в сторону и чуть прищурившись. Определение цикла, его тема, основной несущий символ выносятся в заголовок и более не педалируются. Нам показывают не комету, а её хвост методика вполне схожая с тем, как поступают метаметафористы. Осокина и можно было бы объявить их прямым наследником, если бы не его вопиющая самостоятельность, особенность, особость. И принципиальная ни на кого не похожесть. Это очень странное чувство: когда в тексте, который ты читаешь, окликаются множества имён и поэтик. Так, скажем, в первом тексте Осокина, который я прочитал, «Ангелы и революция», явственнен был отпечаток влияния примитивистской поэтики Добытчина, периода «Города Н». Ан нет, при встрече Денис Осокин сказал, что никакого господина Добычина не читал. У меня нет соблазнов ему не верить, слишком самодостаточными и серьёзными оказались, оказываются его последующие тексты. Человек не может быть таким стилистическим хамелеоном, каждый раз пересматривающим точку отталкивания. Да и точки-то эти... слишком уж все они разные какие-то... слишком уж маргинальные... даже для любителей искусства для искусства, слишком уж разнесены во времени и пространстве по разным краям информационного поля... Поэтому Денис Осокин уникален. Представляя его во Франкфурте, я не слукавил, когда сказал, что он надежда новой русской литературы. Не единственная, но одна из. И когда нынешние писатели вовсю научатся манипулировать сюжетом, стилистические изыски Осокина будут особенно важны, особенно востребованы. Особенно приятны.
|