Лето закончилось, учебные заведения и театры начинают новый сезон, а множество людей по осени подводит итоги плодотворной летней деятельности, в их числе – лингвисты, побывавшие в экспедициях в российских деревнях. С профессором кафедры русского языка Петербургского университета Людмилой Зубовой беседует Татьяна Вольтская.
Татьяна Вольтская: Людмила, я привыкла, что филологи ездят в фольклорные экспедиции, радуются новой найденной частушке, сказке, рассказу, быличке, но вы ведь ездили на озеро Селигер в диалектологическую экспедицию. Это нечто совсем другое. Что вы искали?
Людмила Зубова: Мы искали слова. У нас на кафедре русского языка, как и во многих других учебных заведениях и научных институтах, составляются словари. В том числе, диалектные. Наша экспедиция собирала материал для такого нового словаря «Селигер. Материалы по русской диалектологии».
Татьяна Вольтская: Почему именно Селигер?
Людмила Зубова: Видимо, потому, что до сих пор не были хорошо обследованы эти места в диалектологическом отношении.
Татьяна Вольтская: И в чем заключается эта работа?
Людмила Зубова: Участники экспедиции спрашивают, ходят к жителям деревни. Бывает очень полезно прийти, когда люди сидят в очереди и ждут, когда придет продуктовая машина. Она приезжает два раза в неделю.
Татьяна Вольтская: Автолавка это называется.
Людмила Зубова: Автолавка. Когда приходит автолавка, собирается большая очередь, люди сидят, им делать нечего. Тогда можно совершенно замечательно спрашивать, и они с удовольствием отвечают. Довольно часто бывает так, что они начинают соперничать друг с другом. Кто-то что-то вспомнил, а другому тоже вспомнить надо. И получаются очень хорошие записи.
Татьяна Вольтская: Что вы спрашиваете?
Людмила Зубова: Вопросы самые разные. Например, мы спрашиваем о том, как раньше работали на полях, когда не было таких инструментов, как сейчас, как засеивали поле, как обрабатывали лен, в какие приметы верили, что ели. И тут выясняется, что ели, например, «чудный месяц». Это такой сборный суп, типа солянки, из самых разных продуктов. Или «дедову мордочку» ели. Это картошка, толченая с водой. Было неожиданно очень много совершенно замечательных, поэтичных, интересных слов, которые очень много открывают в русском языке и, даже, в какой-то степени, в истории русского языка. Во-первых, некоторые слова, которые были нам совершенно не известны, и которые кажутся очень выразительными. Например, маленький участок земли они там называют «шкричок». Или тоже такое выразительное слово «слюз» - слякоть на льду. «Плетуха» - сорняк. Сообразительного называли «чукавым». Потом все наши студенты друг другу говорили: «Какой ты чукавый!». Ловкого, умелого человека называли «доделец». А неумелого – «коверзень». Вообще, «коверзень» это лапоть. «Нестатиша» - некрасивая женщина.
Татьяна Вольтская: У которой стати нет.
Людмила Зубова: Да. «Венечек» - ободок на корзинке. «Приторкыш» - тоже очень понятное и красивое слово - якорь. Собственно, все связано с историей языка. Например, чернику там называют «синюхой». Дело в том, что и в древнем русском языке слово «синий» обозначало не то, что сейчас, а блестящий черный. Поэтому говорили о синих конях, дьявола назвали «синец».
Татьяна Вольтская: Иссиня-черный.
Людмила Зубова: Но иссиня-черный сейчас - не совсем то. Потому что там обязательно был этот компонент - блеск, блестящий. И вот можете себе представить, когда блестящий камушек находят, говорят «синий камень». «Засинивает» - когда тучи надвигаются. Там, правда, блеска уже никакого нет, но синий - это черный. Совершенно великолепные диалектные языковые метафоры. Например, мелкую рыбку называют «овес». «Зыкать» – и быстро бегать, и ухаживать за девушками. Довольно многие слова имеют не те значения, которые в литературном языке. Например, «пьяница» это голубика. Дело в том, что от нее голова может заболеть и закружиться, человек чувствует себя как пьяный. Однажды, на ночь, бабушка говорит: «Да я никуда не езжу, я – домушник». Оказывается, что «домушник» это домосед. А «ханжа» – попрошайка, а «крохобор» – взяточник, а «болтушка» - корова, которая отбилась о стада. Еще есть совершенно замечательные слова, которые очень сильное впечатление произвели. Во-первых, «сутки» - это двери. Стыкаются, соединяются день и ночь, и двери также соединяются. Но я считаю, что самое лучшее слово, самое интересное, которое мы привезли оттуда, это слово «стихи». «Стихи» - это полоски лыка, из которых лапти плетут.
Татьяна Вольтская: Вот это да!
Людмила Зубова: Один человек рассказывал, как он «расплел лапти на стихи». Первоначальное значение слова «стих» - это строка, полоса.
Татьяна Вольтская: Мы до сих пор говорим: в третьем стихе... Мне кажется, от этого значение поэзии только повышается.
Людмила Зубова: Конечно. Любопытно иногда такое ироническое значение, этот юмор народный, очень симпатично и точно. «Козой» называют корову, которая дает мало молока. Есть еще выражение «сталинская корова». Это когда запретили держать коров, а коз разрешили, то коз стали называть «сталинскими коровами». Иногда бывают совершенно неожиданные значения и еще более неожиданные объяснения. Например, что-то такое странное показалось в употреблении слова «палевый». Так вот они говорят, что палевый это цвет блохи, ближе к темно-красному. Есть такие устойчивые выражения, образные, чаще всего: «замертво плакать» – очень сильно плакать, «морозный суп» – пустой суп.
Татьяна Вольтская: Здорово, просто мороз по коже идет!
Людмила Зубова: «Хвосты расплетать» – выяснять отношения. И сплетника называют «нахвостником».
Татьяна Вольтская: Когда вы приезжаете к ним, как они воспринимают ваш интерес, ваши вопросы, ваш приезд?
Людмила Зубова: Мы говорим, что мы собираем материалы для словаря, что сейчас очень интересуются тем, какие в деревнях есть слова, неизвестные городским жителям. Они, конечно, сначала начинают стесняться и говорить: «Да мы серыми словами говорим!». Тоже замечательное выражение! Мы объясняем, что именно эти слова нас и интересуют, это не неграмотность, это радость находить такие слова.
Татьяна Вольтская: Скажите, Людмила, а вообще есть такое понятие как искусство собирателя слов, искусство разговорить человека?
Людмила Зубова: Конечно. Это во многом зависит от собственного характера, темперамента. Студенты в экспедиции очень неожиданным образом раскрываются. Какая-нибудь тихоня, от которой не ждешь никаких успехов, вдруг начинает совершенно замечательно с бабушками разговаривать - бабушки ее понимают, и она их понимает. И наоборот бывает. Мы ищем людей, с которыми можно поговорить. В этой экспедиции у нас счастливая случайность была. Первый человек, к которому нас направили, был Игорь Петрович Минаков. Игорь Петрович Минаков и Татьяна Борисовна Минакова только что написали совершенно великолепную, большую и умную книгу «Селигерский край». Игорь Петрович - историк архитектор, Татьяна Борисовна - биолог и эколог. Они прекрасно знают деревни. Они нам, конечно, много помогли, и мы им очень благодарны.
Татьяна Вольтская: Нет ли ощущения, что русская деревня, как она есть, она, все-таки, исчезает? Что избы понемножку заменяются коттеджами, как и язык, который заменяется тоже чем-то другим?
Людмила Зубова: Да, есть такое ощущение. Но именно там, где появляются коттеджи, там, где появляются новые производства, именно эти деревни имеют какие-то перспективы. Остальные просто умирают. И на севере, в Карелии, очень много деревень, в которых остались самые пожилые жители. Этих деревень уже нет. А деревни поселкового типа, где есть люди разного возраста, где есть школы, где есть производство, они видоизменяются, но выживают.
Татьяна Вольтская: То есть старое не выживает без нового?
Людмила Зубова: Да, совершенно верно.
|