Кочевье слов на улицах и побережьях
C. Морейно. Орден: Стихотворения. — М.: АРГО-РИСК, 1999.

Илья Кукулин
Дружба народов
№12, 1999
        Начиная с 1960-х годов Польша и польская культура приобрели особый смысл для российских свободомыслящих людей.

                        Мы связаны, поляки, навек одной судьбою –
                        в прощаньи и в прощеньи, и в смехе, и в слезах...

                                        (Булат Окуджава)

        Естественно, интересны тогда были и Италия (через фильмы неореалистов, например), и, например, США, и вообще для разных людей были значимы разные страны. Но Польша, польская культура и польское Сопротивление были важны для довольно широкого круга.
        Причины этой завороженности польской культурой до сих пор не вполне понятны. Потому что, с одной стороны, это был «разрешенный Запад», и возможность некоторой свободы шла именно через Польшу. Но не только. Кажется, было еще одно ощущение, которое шло и через фильмы Анджея Вайды, и через рассказы о польском Сопротивлении, и через другие «образы Польши». Это ощущение отсутствующей и невозможной родины. Польские партизаны – люди на горящей земле (начало фильма Анджея Вайды «Канал»). Земля горящая и чужая, и не может быть моей. Довоенная жизнь – тот свет. («Довоенная эра –/затонувшая Атлантида» – из стихотворения Владимира Бурича, 60-е годы.)
        Польша была важна и сама по себе, и как источник этого ощущения. И плюс, конечно, возможность жизни, не принадлежащей себе, самой себе чужой и внезапно счастливой, на нескольких ветрах.

                        Мы школьники, Агнешка. И скоро перемена.
                        И чья-то радиола наигрывает твист.

        В стихотворениях и поэмах Сергея Морейно (р.1964) Польша упоминается часто. Впрочем, еще больше в них упоминается Латвия – что неудивительно, потому что Морейно прожил в Латвии много лет (сейчас он живет в основном в Москве), превосходно знает и переводит латышскую поэзию, а также польскую и немецкую. Вообще для его текстов важен антураж, который можно назвать восточноевропейским. Черепичные крыши, старые города, узкие улицы. Но еще и ощущение исторической многослойности места – перемешаны разные культуры. И странная бесприютная жизнь в хорошо знакомых и обжитых местах.
        (Восприятие Польши в русской нонконформистской культуре от 60-х годов до конца 80-х несколько раз менялось – хотя бы из-за выступлений рабочих конца 70-х и последовавшего военного положения. Морейно – автор новый, его герой – совсем не партизан Вайды и не школьник Окуджавы. Но вот какое-то похожее ощущение есть, совсем на другой основе, чем в 60-е, но есть.)
        Сергей Морейно пишет не отдельные стихотворения, а циклы. В последние годы он пишет в основном большие поэмы. «Орден», первая его книга, представляет его избранные произведения с 90-го по 96-й год.
        Одно из важных, кажется, свойств произведений Морейно: их персонажи – всегда странники.

                        Дорога.
                        Нас соединяет дорога.
                        Все идут по ней:
                        сборщик податей и погонщик мулов.
                        Влекомые неясной целью,
                        воспоминанием, пузырьками в крови.

                                        («Католическая поэма»)

        Персонажи Морейно не прикреплены к определенному месту. Но у них есть привязанности. Есть города, наполненные временами – временами воспоминаний и временами других веков – с любимыми улицами и кафе. Это чужой город, но он часть жизни. Есть персонажи преданий и литературные герои, которые становятся как бы странами, по которым можно путешествовать. Герой Морейно «укоренен» не в месте, а в обращении к другому человеку. И женщину, в которую он влюблен, он помнит потому, что его поддерживают в жизни царь Давид, святой Франциск и скандинавские викинги.

                        и только лишь если руки твои
                        сомкнутся быстротекущими водами
                                над моими плечами

                        я возвращаюсь

                        в дом без греха
                        в час до распятья
                        в садик братца Франциска

                        в кольце твоих рук, сестра,
                        по гулким дворам
                        ходил брат-старьевщик

                        шурум-бурум
                        старье берем

                                        («Метаморфозы»)

        Разорванное пространство путешественников и многослойное время истории неуловимо перетекают друг в друга. Их встречи-расставания (например, хождения средневековых викингов по базарам Аравии – они в самом деле туда доплывали) обступают персонажей-кочевников, как родные и недоступные острова.
        Над морем запросто летают чайки Турн и Таксис («Католическая поэма»). Они напоминают о немецкой графине Марии Турн-унд-Таксис Гогенлоэ, владелице замка Дуино на берегу Адриатики, – замка, в котором Райнер-Мария Рильке начал писать самое величественное свое произведение – «Дуинские элегии».
        Персонаж Морейно оказывается призрачным и огромным, пронизывающим времена и объединяющим события.

                        Я – Давид, сын Давидов, отец Давидов
                        корень Иессев, застрельщик
                        филистимлянского ада
                        идол римлян, расчетший календы и иды
                        первый выученик Галаада

                                        («Ночные куплеты Арлекина»)

        Оттого и возможно назвать одно из стихотворений «Рождество Сергея Морейно»: это и Рождество, которое празднует Сергей Морейно, и возрождение человека в Боге.
        Люди пронизывают историю, как огромное растущее дерево. Для Морейно очень важны мифологические образы великого дерева, рыб или птиц. Существенно, что эти метафоры автор не воспринимает как свои собственные: автор-Морейно скорее воспринимает их источниками народные песни и философски насыщенную мифологию. Это образы, которые задолго до нас возникли и долго еще будут существовать. Но можно воспеть личное, именно твое, здесь и сейчас усматриваемое дерево, или рыб-странниц, или огонь, которые сейчас вдруг отозвались из круговорота.

                        Ты под сердцем пока лежишь –
                        алый плод, голубой магнит.
                        А серебряные ножи
                        режут плоть, и судьба хранит.

                        Море в тающих берегах
                        расправляется с храбрецом,
                        и русалка плывет в стогах
                        с удивленным твоим лицом.

                                        («Берег памяти»)

        Интонация Морейно разнообразна и подвижна. Она формируется в чередовании разных мелодических фрагментов. Соединяются разные жанры. То это похоже на сложный монолог свободным стихом, то более «литературно», то более «разговорно», то стих более жесткий и печальный, то напоминает стилизованную песенку (см. выше). Но между разными фрагментами нет четких границ, это все существует в едином потоке – мерцающей, текучей и многослойной речи.
        Иногда в поэмах Морейно появляется традиционный романтический антураж: «арфа над водой, над лучом волна» – но все странно сдвинуто и смещено, не всегда зрительно представимо. Образы становятся странно легкими, летящими. Они могут стать основой для метафорики, но могут и не стать – скорее, они приобретают неуловимую связность песни, в которой главное не в словах.
        У Морейно часто встречаются уменьшительные суффиксы («В Израиль, как и в Польшу, приходит осень,/ одета в батничек, джинсики, туфли, косынку»), из-за которых слова более текучи, меньше связаны с предметом. То есть связаны, но не совсем. Самостоятельное значение приобретает интонация.
        Одна из главных тем поэзии Морейно – неполнота человека, его обращенность к другому человеку и к Богу. Человек состоит как бы из многих людей, они переговариваются, но их встреча открыта миру караванных троп и пешеходных улиц, по которому они скитаются. Самое большое произведение сборника (и, видимо, одно из важнейших во всем творчестве Морейно) «Католическая поэма» состоит из монологов Женщины, Мужчины и Ребенка. Каждый – самостоятельный голос, и каждый – голос автора. Автор существует в нескольких голосах.
        Географическое разнообразие поэм и циклов Морейно становится основой для осознания «внутренних пространств», внутренних – в человеке – образов Востока, европейского города, берега моря. Внутреннее пространство и внешнее – разноприродны, но связаны, обращены одно к другому.
        В произведениях Морейно вновь и вновь возникает проблема: как существует болезненная и страшноватая обращенность человека к другим людям, и еще более невероятное – существование человека перед Богом.
        Истоки, происхождение поэзии Морейно проследить сложно. Некоторое родство, кажется, есть с ранним творчеством великого польского поэта Чеслава Милоша и, может быть, Юлиана Тувима. Хотя на Морейно повлияла не только польская, но и вообще европейская поэтическая традиция.
        (Рискну предположить, что отдаленные переклички с ранним творчеством Бродского, которые иногда слышатся в стихах Морейно, могут быть объяснены не столько влиянием Бродского, сколько тем, что и Бродский пережил в молодости увлечение польской поэзией – Циприаном Норвидом, например.)
        Тексты эти существуют в контексте «сложной» европейской поэзии ХХ века – многослойных, с мифологическими отсылками, циклов и поэм, которые развиваются аналогично большой музыкальной форме с разными ритмами и лейтмотивами, – «Бал в опере» Юлиана Тувима, «Четыре квартета» Томаса С. Элиота, «Орфей и Эвридика» латыша Кнута Скуениекса.






Наш адрес: info@litkarta.ru
Сопровождение — NOC Service