 следующая публикация . Марина Козлова |
|
Больше всего мне нравится, что книжка весит полкило!
Интервью с Мариной Козловой
|
В октябре этого года в российском издательстве АСТ увидел свет и уже поступил в продажу «Бедный маленький мир» – роман киевского прозаика Марины Козловой.
Книга большая, это роман-трилогия – как раз для долгого осеннего чтения под пледом. Официальный пресс-релиз издательства сообщает читателям, что «автор пытается открыть глубинные и актуальные вопросы: роль личности в истории, условность политики, управление и формирование реальности, значение славянской цивилизации в глобальном мироустройстве, возможности и границы мышления, вера и религия – и делает это неожиданно, остроумно, с изящностью балаганного менестреля. Читатель обнаруживает себя внутри нового, карнавального мира и с увлечением берется распутывать клубок захватывающих тайн и поражающих воображение судеб».
Отсюда первый вопрос: как тебе образ балаганного менестреля в качестве альтер эго автора?
Менестрель – это очень достойно. Были еще трубадуры, миннезингеры. Все они с той или иной степенью изящества развлекали народ в период Средневековья и раннего Возрождения.
Надо долго учиться, чтобы без запинки произносить слово «миннезингеры».
Я долго училась, да. В Литературном институте имени Горького. Закончила отделение поэзии.
И пишешь толстые романы? Логично…
Со мной, как и со многими, кто в нежном возрасте писал стихи, произошла одна, я считаю, очень закономерная вещь. С поэзии я «съехала» на прозу. Для того, чтобы писать стихи, надо находиться в особом метафизическом тонусе всю жизнь! Это требует большого мужества и специально выстроенных взаимоотношений с социумом. Стихотворения диктуются свыше, а в написании прозы все-таки участвует голова. К тому же я вышла замуж, родила сына, борщи варю. И это замечательно. Какая тут может быть поэзия? Вот Александр Блок сказал совершенно правильную вещь, но надо понимать, в каком контексте. Он сказал: «Только влюбленный имеет право на звание человека!» Читай – «поэта». Поэт должен страдать и мучаться от неразделенного чувства, ходить по краю и все такое. Давай будем считать, что я пошла по более простому пути.
А ты какие эмоции испытываешь, когда книгу пишешь?
Я в текст укутываюсь и там некоторое время живу. Потом выглядываю, говорю: «Ой, кто здесь?» Люди какие-то вокруг, что-то происходит – ну, реальность. Зато всегда есть куда вернуться. Мой учитель Сергей Валентинович Попов (преподаватель философии и методологии, а не литературы) когда-то обсуждал тему «выдувания миров» как особую интеллектуальную практику. Мне нравится выдувать миры. Может, конечно, до таких «выдувателей», как Борхес или Умберто Эко, мне еще далеко, но я учусь, и не без удовольствия. Понимаешь, в процессе нашего движения сквозь реальность от нас отваливаются куски, целые слои стираются. Когда пишешь текст, как бы собираешь себя вновь, достраиваешь до целого.
Тебе нравится, как издали роман?
Очень нравится. Обложку делал замечательный художник Андрей Ферез, она очень нежная получилась. Ну и весь процесс взаимодействия с питерским литературным агентством «Гумен и Смирнова», а также этап доработок-согласований с издательством АСТ вышел приятным и для меня, как для автора, на удивление безболезненным. Не было ни одной редакторской правки, которую бы они не обсудили бы со мной. Огромный респект. А больше всего мне нравится, что книжка весит полкило! Берешь в руки – имеешь вещь.
Наверное, многие спрашивают, почему это гражданка Украины…
…еще и львовянка – я во Львове родилась.
Вот-вот, гражданка Украины и львовянка вдруг поступает так непатриотично: издает роман в России. Действительно, почему?
Хочу добавить, что и книга-то про Украину, в основном. Действие разворачивается в Киеве и в Чернигове. Но, во-первых, я бы не придавала такого значения этому факту: мой первый роман «Арборетум» сначала в виде отдельной книги увидел свет в Италии, в Риме, в очень хорошем издательстве «Stampa Alternativa» в интерпретации известного слависта и переводчика современной русской литературы Паоло Гальвани. Просто так сложилось. Паоло меня сам нашел и говорит: как хочешь, но роман твой я уже перевел. Так что сам Бог велел, чтобы я и издание спродюсировал. И спродюсировал. Только спустя несколько лет книжка вышла в Киеве на русском языке.Что же касается «Бедного маленького мира», то право «первой ночи» я была готова предоставить украинскому издателю и поначалу даже не сомневалась, что все сложится нормально. Нескольким крупным отечественным издательствам текст предложила. Но было четыре фактора, с которыми, как я теперь понимаю, в Украине справиться не смогли или не захотели. Первое: я автор, неизвестный широкому читателю, то есть потребительскому рынку, значит, надо пиарить, а это – головная боль. Второе: книга написана на русском языке. Третье: текст очень большой. И четвертое: он написан на стыке жанров. Там есть геополитический триллер, исторические реконструкции, лав-стори – не одна и даже не две, и социальная фантастика к тому же. Как это, спрашивается, продавать? Кому? Какова целевая аудитория? У АСТ таких опасений, видимо, не возникло, текст им понравился, и решение было принято достаточно быстро.
Я бы вернулась к теме национальной самоидентификации автора. Чего ты смеешься?
Хорошо, что не к половой. А то в связи с «Арборетумом» некоторые интересовались…
Нет, все же к национальной. Ты живешь в Украине всю жизнь. Почему все-таки не пишешь на украинском языке? У тебя такие соученики по литинституту достойные: Сашко Ирванец, Олесь Ильченко, Кость Москалец, Николай Туз. Можно сказать, украшение современной украинской поэзии. Вот Адольфыч считает себя «русским писателем, живущим в Украине». Что-то подобное говорит и Курков. Какой-то новый тип писателей формируется?
В Украине есть и всегда была развитая русскоязычная среда. Так сложилось, что я к ней принадлежу. Я с удовольствием говорю по-украински, но думаю по-русски. Кстати, решила как-то перевести несколько страниц «Бедного маленького мира» на украинский. Это же какая прелесть получается! Украинский язык создан для литературного творчества. Но он мне в этом объеме и полноте не дан. Над высказыванием Адольфыча я в свое время помедитировала немного и решила, что я его не вполне понимаю. Кстати, мне кажется, что в России таких проблем с самоидентификацией нет. Писал же Чингиз Айтматов на русском языке? Или уроженец Северной Кореи Анатолий Ким? Ну и так далее, многих можно вспомнить. Все, что у нас в Украине говорится по поводу «языкового вопроса» – как с одной, так и с другой стороны, – обессмысливается уже в процессе говорения. Скучно это все. Интриги нет.
Кстати, об интриге. В аннотации к книге интрига начинается со слов «белые мотыльки». Не «родственники» ли они «белым всадникам» Егора Летова? И, раз уж вспомнили о Летове, вот и ты вслед за ним «с изяществом балаганного менестреля» сообщаешь об окончании современного мира, о его близком финале... Русской традиции это в целом свойственно, но, возможно, это просто тенденция «культуры нового века»?
Если Летов имеет в виду всадников Апокалипсиса, в чем я не совсем уверена, то мои мотыльки где-то из этой оперы, но до Апокалипсиса в «Бедном маленьком мире» еще далеко.
Мы все ходим вокруг да около основного смысла романа. Все-таки в двух словах ты можешь сказать, о чем книга?
На «Арборетум» – первый мой роман – когда-то какой-то блогер написал гениальную рецензию, которая уложилась в одно предложение: «Это повесть о любви и ботанике». Так вот, «Бедный маленький мир» – это книга о любви и геополитике. Идея, которая за всем этим стоит, следующая: любовь – главный ресурс человечества. Это уникальное чувство, стихийное, очень иррациональное, и неслучайно Господь «причесывать» эту эмоцию не стал. Любовь, люди, их творчество – все это способно противостоять жестким прагматичным установкам каких-то безответственных умников, противостоять холодной рациональной силе, рафинированным интеллектуальным конструкциям. Мыслительное имеет свои границы, есть территории, на которые нельзя вломиться просто так.
В двух словах не получается, да?
Да, как-то не очень выходит. Могу сказать проще: герои симпатичные, неординарные, с чувством юмора. С ними постоянно что-то происходит, что-то на голову им валится, думаю, читатель не соскучится.
|
|
