Москва Мурманск Калининград Санкт-Петербург Смоленск Тверь Вологда Ярославль Иваново Курск Рязань Воронеж Нижний Новгород Тамбов Казань Тольятти Пермь Ростов-на-Дону Саратов Нижний Тагил Краснодар Самара Екатеринбург Челябинск Томск Новосибирск Красноярск Новокузнецк Иркутск Владивосток Анадырь Все страны Города России
Новая карта русской литературы
Страны и регионы
Города России
Страны мира

Досье

Публикации

к списку персоналий досье напечатать
  следующая публикация  .  Андрей Сергеев
Андрей Сергеев. Omnibus. Роман, рассказы, воспоминания

08.02.2008
Русский журнал, 26 января 1998 г.
Досье: Андрей Сергеев
Андрей Сергеев. Omnibus. Роман, рассказы, воспоминания // М.: Новое литературное обозрение, 1997. - 548 с.


        В однотомник писателя Андрея Сергеева вошел роман "Альбом для марок", отмеченный Букеровской премией 1995 года, а также литературные портреты (Бродского, Ахматовой, Чуковского, Зенкевича и некоторых других), персонажные зарисовки и так называемые "рассказики". Бывают писатели - "авторы одного произведения" (к примеру, Грибоедов, в наше время - Вен. Ерофеев). Похоже, Сергеев из их числа. Для автора это всегда драма, но не мешало бы разобраться в ее характере. На первый взгляд дело выглядит так, что Сергеева слишком долго не допускали до своего читателя, заставляли пользоваться в литературе "черной лестницей", выдерживали в "людской". Действительно, сколько жизней и талантов оказалось "зажито" в минувшую эпоху! И как ни цинично или парадоксально это прозвучит, наше время "честнее", натуральнее - оно дает взрослеть по мере старения, оно не только обирает и перераспределяет, но и возвращает кое-какие долги. Например, Сергееву, не имевшему никакого шанса увидеть свою главную книгу изданной в собственной стране. Все это, однако, вещи малоинтересные и заезженные.
         Интереснее другое. Проза Сергеева дает возможность задуматься над литературной продуктивностью и ограниченностью такой категории, как честность (доблести в высшей степени похвальной, но, как всякая доблесть, не получившей достаточно широкого распространения). Андрей Сергеев являет собой образец неполитического диссидента, наделенного темпераментом кальвиниста или, скажем шиворот-навыворот, старообрядца. Подобного склада люди оставляют все зло миру, тщательно храня белизну своих одежд (характерно в этом смысле выражение "чистые переводы", в занятии которыми Сергеев обрел убежище как переводчик с английского). Такие люди часто находятся в конфликте с обществом и своим временем, но редко в конфликте с собой - а что может сравниться с комфортом чистой, покойной совести?
        В истоках писательства Сергеева лежит детская травма вундеркинда, прошедшего испытание коммунальным бытом и нравами - по контрасту с особым типом женского воспитания, когда ребенок используется в качестве резервуара для слива неизрасходованных ресурсов женской любви ("мать/бабушка" и пишутся в "Альбоме для марок" слитно, через косую дробь). В качестве метода для описания своего дискомфортного и тревожного детства Сергеев, исходя из собственных собирательских наклонностей (а это отдельный "психоанализ"!), избрал нечто вроде "социалистического натурализма". И наложившись на позитивизм описываемой эпохи (своими началами и концами покоящийся в абсурде) - метод сработал. Текст о детстве вышел отменный. Немаловажно, что Сергееву довелось многое повидать, со многими и многим столкнуться. Он помнит - страшно сказать - празднование столетия смерти Пушкина! Взгляд на грозный 1937-й из-под стола. Сам автор уже с пяти лет почему-то рисуется в воображении в виде нынешнего Сергеева, только очень маленького: бородка, очки, та же внимательность ко всему встреченному, нет только позже появившегося критицизма. Излюбленный прием описания - крупные планы в выверенной и причудливой коллажной сборке. Ближайшие аналогии: в пластических искусствах - гипер- или фотореализм; в изящной словесности - "Очерки бурсы" Помяловского... или "Кондуит и Швамбрания" Кассиля - но в новой версии, когда КОНДУИТ это и есть ШВАМБРАНИЯ. Молекулы микропроисшествий, атомы персонажей, бесподобный свод школьного и уличного, бытового, обиходного фольклора. Необъятная память, цепкая коллекционерская хватка, исключительная, "близорукая" зоркость, большой вкус к общению с предметами, а затем и людьми - все это превратило бы книгу в захватывающее чтение для тинэйджеров, если бы последние не были нынче заняты чем-то другим. Это к вопросу об успехе, и совсем не исключено, что большой успех еще поджидает эту книгу в будущем, когда закончится наше сегодняшнее время, берущее человека слишком тесным борцовским захватом за шею. (Хотя, честно говоря, хотелось бы, чтобы Россия избежала такого будущего, когда книга Сергеева вновь станет актуальной. Ради этой цели можно пожертвовать успехом любой книги.)
        Однако рано или поздно детство заканчивается, и на авансцене повествования Сергеева-созерцателя, соглядатая и собирателя сменяет Сергеев-действователь. И вот когда включается воля действователя, повествование неожиданно утрачивает половину своего - не интереса, нет, - но очарования. Улетучивается атмосфера наваждения, удерживавшая читателя в плену, заражавшая его своим чудным безволием, наступает "неореализм", начинают довлеть социальные интересы и общие планы, и сразу мелочи выходят из повиновения, повествование, теряя объем, начинает осыпаться (будто автор неосторожно отдалился от погребенного где-то под руинами детства магнита).
        Как свидетельствует сам Сергеев, на заре его писательских занятий кто-то из советских литературных корифеев (а в профессионализме им не откажешь) напророчествовал ему, что из него выйдет со временем отменный мемуарист (о переводах речь не шла). И действительно, его нелицеприятные мемуары, колючие портретные зарисовки, где в силу пресловутой честности подчеркнуто отсутствует момент самоцензуры, очень и очень интересны. Выдерживается старинный бескомпромиссный принцип: Бродский - друг, но истина дороже.
        О не всегда остроумных выдумках, получивших в книге собирательное название "Рассказики", говорить не хочется. Они из другой оперы, пусть и пишет о них кто-нибудь другой, - читателя своего, надо думать, они найдут.
        И все же закончить хочется за здравие. Потому что в своей главной и, несомненно, лучшей книге - "Альбоме для марок" - Андрей Сергеев вышел за пределы, отмеренные ему по прогнозу советского авторитета, и сумел написать свежую, очень жесткую, информационно насыщенную и трогательную повесть обо всем на свете и о себе, окрашенную удивительным любопытством к жизни, пересилившим врожденный рефлекс отвращения к ней же.


  следующая публикация  .  Андрей Сергеев

Герои публикации:

Персоналии:

Последние поступления

06.12.2022
Михаил Перепёлкин
28.03.2022
Предисловие
Дмитрий Кузьмин
13.01.2022
Беседа с Владимиром Орловым
22.08.2021
Презентация новых книг Дмитрия Кузьмина и Валерия Леденёва
Владимир Коркунов
25.05.2021
О современной русскоязычной поэзии Казахстана
Павел Банников
01.06.2020
Предисловие к книге Георгия Генниса
Лев Оборин
29.05.2020
Беседа с Андреем Гришаевым
26.05.2020
Марина Кулакова
02.06.2019
Дмитрий Гаричев. После всех собак. — М.: Книжное обозрение (АРГО-РИСК), 2018).
Денис Ларионов

Архив публикаций

 
  Расширенная форма показа
  Только заголовки

Рассылка новостей

Картотека
Медиатека
Фоторепортажи
Досье
Блоги
 
  © 2007—2022 Новая карта русской литературы

При любом использовании материалов сайта гиперссылка на www.litkarta.ru обязательна.
Все права на информацию, находящуюся на сайте, охраняются в соответствии с законодательством РФ.

Яндекс цитирования


Наш адрес: info@litkarta.ru
Сопровождение — NOC Service