Москва Мурманск Калининград Санкт-Петербург Смоленск Тверь Вологда Ярославль Иваново Курск Рязань Воронеж Нижний Новгород Тамбов Казань Тольятти Пермь Ростов-на-Дону Саратов Нижний Тагил Краснодар Самара Екатеринбург Челябинск Томск Новосибирск Красноярск Новокузнецк Иркутск Владивосток Анадырь Все страны Города России
Новая карта русской литературы
Страны и регионы
Города России
Страны мира

Досье

Публикации

к списку персоналий досье напечатать
Демьян Кудрявцев  .  предыдущая публикация  
Демьян Кудрявцев: Идеальная книга — анонимна
Интервью с Демьяном Кудрявцевым

21.10.2009
Интервью:
Сергей Шаповал
Культура, 4—10.12.2008
№47 (7660)
Досье: Демьян Кудрявцев
        Персона Демьяна КУДРЯВЦЕВА удивляет: ему удалось совместить явления, казалось бы, несовместные. Он успешно занимался разнообразным бизнесом и в России, и за ее пределами и вдруг один за другим выпустил два сборника стихов, привлекших внимание широких кругов — от Андрея Вознесенского до Эдуарда Лимонова. В текущем году появился первый роман Кудрявцева «Близнецы». Небольшой по объему текст вместил в себя немало: лихо закрученную историю, ритм, удерживающий читательское внимание, поэтичность прозы, временами превращающуюся в стихи, записанные обычной строкой. «Близнецы» были номинированы на Премию Андрея Белого и попали в шорт-лист премии.

        — Демьян, скажите несколько слов о себе, чтобы была понятна канва вашей жизни.
        — Нет никакой специальной канвы, я представитель поколения 1990-х. Несколько раз я уезжал работать в разные страны, в частности в Израиль и в Англию. Родился я в Ленинграде, все время между разъездами по разным странам жил и работал в Москве. В «Коммерсанте» я уже скоро четвертый год, до этого в разных местах занимался разного рода интернет-компаниями, связью и т.д. Учился в разных местах, но начинал на факультете журналистики ЛГУ. Собственно говоря, и все.
        — Когда я узнал, что автор стихов и романа «Близнецы» и генеральный директор большого издательского дома — одно и то же лицо, я был немало удивлен. Если бы вы были главным редактором газеты, это еще понятно, но генеральный директор, заботящийся о финансах и пишущий стихи и прозу, просто вызывает изумление. Как вам удается совмещать эти виды деятельности ?
        — О том, как мне удается быть генеральным директором, надо спрашивать акционеров, а о том, как удается писать, — читателей. Я с этим чувствую себя вполне комфортно, хотя эта позиция в социальном плане не очень приятна. Про Дениса Давыдова говорили: он лучше всех из поэтов машет шашкой и лучше всех из гусар пишет стихи. В завуалированной форме это свидетельствовало о том, что и то, и другое он мог бы делать лучше. Повторюсь, я чувствую себя нормально, для меня это способы самореализации. Механика у этих двух процессов разная, а эмоции, которые при этом возникают, схожи. Настоящий бизнес и настоящая литература — это реализация права на высказывание. Например, есть люди, которые могут совмещать писание картин и стихов. В моем случае сочетание такое.
        — Писание картин и стихов — понятное сочетание. Ваш бизнес связан с бесконечной круговертью, этим нельзя заниматься, обдумывая эффектную фразу в пишущемся романе.
        — Вы думаете, если бы я был более свободным, я больше написал бы? Это работает не так. Время, которое существует между возможностями написать тексты, нужно занять, так лучше чем-нибудь общественно полезным.
        — Давайте поговорим о творчестве. Как к вам приходят стихи ?
        — Я не буду отвечать на этот вопрос.
        — Почему ?
        — Психология творчества — это, с моей точки зрения, наука, в которой я не специалист, к тому же в русском поле она плохо разработана. Говорить на эту тему поверхностно я не хочу, а говорить серьезно не умею. К тому же серьезный разговор мало кому интересен. Каким образом все твои переживания конвертируются в независимый от тебя продукт, каким текст и должен быть, — предмет отдельной области знания, рефлексия по поводу которой может мне помешать. Осознание этого процесса — что-то вроде размышлений сороконожки о том, какой ногой ей нужно идти.
        — Вы пишете стихи и прозу, чем они для вас друг от друга отличаются ?
        — Массой — больше ничем. Стихотворение на сегодняшний день — это способ наиболее лаконичной передачи сообщения, чувств, эмоций. Я не говорю, что не бывает иначе. Есть словоохотливые авторы, есть поэты, использующие большие словарные массы, работающие большими пластами. Я этого не только не умею, мне это неинтересно у других. Я считаю, что поэзия — это упражнение в лаконизме. В прозе рассказывается некая история, здесь необходим инструментарий, который позволит взять больший вес с точки зрения массы высказывания. Кроме того, проза связана с дисциплиной, в ней больше физического труда. Поэзия — труд стахановский, а проза — галерный. Их надо чередовать, но это чередование зависит не только от того, в каком состоянии ты сегодня пребываешь, но и от возраста. Что понятно: вызревание большего массива материала требует от тебя большего опыта. Для русской литературы вполне естественным является путь от рассказа к роману, от стихов к прозе. Иначе говоря, сначала ты прыгаешь с парашютом, а потом собираешься полететь в космос.
        — Есть проза поэтов и есть стихи прозаиков, по-моему, стихи Набокова — это стихи прозаика. Ваш роман поэтичен, вы не просто рассказываете историю.
        — Это от беспомощности. С Набоковым история простая. Действительно, зная Набокова-прозаика, мы меняем угол зрения на его стихи. Но на самом деле он находится в рамках общей логики: первые стихи он написал в тринадцать лет, напечатал в шестнадцать, до первой прозы он издал три сборника стихов. Он просто еще не знал, что он прозаик, а текст уже знал. У текста есть свое знание, которое нужно разрешить. Моя проза устроена таким образом, как она устроена, именно потому, что я взялся за нее, не имея никакого прозаического опыта. Я начал рассказывать историю тем способом, который во мне сидел.
        — Но за этим не было желания написать длинное стихотворение ?
        — В конечном варианте книжки я всячески пытался снизить зависимость прозы от формальных поэтических признаков — ритмизованности, рифмы и т.д. Это не произошло полностью, да этого и не должно было произойти. Кроме меня у этой книжки есть еще и герой, которому удобнее так рассуждать. Он все время разговаривает со своей копией, поэтому фраза все время возвращается к нему. Я не стал лишать его этой особенности речи, для того чтобы он остался самим собой. Эта исповедальная интонация сродни поэтической. Сегодня я писал бы не так, текст был начат давно, писался долго, его задачей было выдержать большую и многослойную историю. Я этому научился, следующий текст будет написан иначе.
        — На чем вы выросли как литератор ?
        — Вся адресация в «Близнецах» видна невооруженным взглядом. Там названы все, в том числе люди, которые сформировали у меня и у моего героя именно такой способ думать. Они принадлежат к литературе второй половины XX века, у них есть родители в литературе первой половины XX века. Каждое место, в которое попадает мой герой, связано с определенной литературой. Все понятно с Латинской Америкой, с Колумбией как маркесовской родиной, рождение героев вместе с созданием государства — это Рушди, все, что связано с Хемингуэем, просто прописано открытым текстом и т.д. Это не постмодернистский прием, это собрание благодарностей, которое сделало возможным существование моего героя. Эта книжка напоминает школьное сочинение на тему «Что я прочитал за лето».
        — Вы хотите сказать, что написали традиционный роман ?
        — Он композиционно нетрадиционный, он нетрадиционен для русской литературы с точки зрения набора тем и т.д. Но это не эксперимент ради эксперимента, я не ставил задачей создание нового жанра. Да, я хотел написать классический авантюрный роман или классическую семейную сагу на том материале, который у меня был под руками. Я не ставил перед собой никаких формальных задач. «Поэта далеко заводит речь», — это мой случай. Я придумал героя, город, в котором он живет, все это было сложено из кирпичиков литературы XX века, дальше все ритмически развивалось само. Я не горжусь признанием в беспомощности, тем, что создал мало управляемую вещь. Я свое дело сделал, книжка живет своей жизнью, дальше — работа читателя. Мне хотелось бы, чтобы эта работа не была слишком тяжелой.
        — Читателю интересно, кто это написал, как написал, откуда история взялась и т.д.
        — Очень жаль. Это попытка привнести в текст то, чего там нет. Идеальная книга — анонимна. Понятно, что ее в таком виде нельзя продать, поэтому авторы являются одним из инструментов продвижения текста, его брендирования, но это не имеет отношения к литературе. Если бы мы не знали, кто написал «Евгения Онегина», разве этот текст был бы менее великим?
        — Давайте представим себе, что мы собрали все великие пушкинские тексты и забыли об авторе, разве это не обеднило бы культуру ?
        — Культуру обеднит, литературу — нет. Есть сторонники другого подхода, я не хочу сказать, что он неправильный. Есть масса людей, выстроивших на собственной биографии культурное явление. Мне это не кажется убедительным, тут есть нечто, напоминающее костыли. Любое явление интересно рассматривать в пределе. Если для того, чтобы мы оценили творчество Мандельштама, ему обязательно было умереть в лагере, то это требование, предъявляемое к личности, недопустимо. Мне хочется, чтобы ребенок был самостоятельным, чтобы он поступал в институт не потому, что его папа является кем-то. Написанный текст должен быть самостоятельным. Это позволит относиться к себе требовательно. Если ты знаешь, что здесь текст можно поддержать собой, политикой и т.д., ты себе облегчишь задачу. Мне этого не хочется.
        — А вас интересует реакция на ваши стихи и прозу ?
        — Как писателя нет, как социальному животному мне это интересно.
        — Как вы разделяете эти состояния ?
        — Пока я пишу, мне реакция неинтересна, когда книжка живет самостоятельно, — интересна. Сравнение с ребенком, по-моему, очень точное. Мне хочется, чтобы моему ребенку ставили пятерки и гладили по голове, но не потому, что я имею к нему отношение.
        — Вас может огорчить разгромная рецензия на вашу книгу ?
        — Огорчить способна, повлиять на то, как я считаю нужным работать, нет.
        — Но обратная связь для вас важна ?
        — Как у всякого человека, у меня есть узкая референтная группа людей, которые мне дороги. Их мнение о чьем угодно тексте мне ценно, к ним я прислушиваюсь. Но ведь я не смогу прыгнуть на пять метров, только оттого что кто-то мне скажет, что сегодня на два метра прыгать не модно. То, о чем идет речь, имеет отношение не к творчеству, а к социуму.
        — Вы любите поболтать о литературе? Я говорю о подобии принятых в 1970 — 1980-е годы бесконечных — совершенно бескорыстных — разговорах и спорах о литературе.
        — Такие разговоры ценны сами по себе. Лучшие критики, лучшие говорящие о литературе обычно к творчеству отношения не имеют. Это вообще другой жанр. Есть такой способ развлечения — говорить о культуре. Он полезен: для души, для интеллекта, для прочего. Но он не помогает прыгать. Разговор о футбольной трансляции матча не содействует голу на поле. Это другой способ времяпрепровождения. Очень приятный! Но как к автору он ко мне не имеет отношения.
        — Надо понимать, проблемы самоопределения для вас не существует. Вы сказали, что ваш роман не постмодернистский, но и не традиционный. Какой — это не важно ?
        — Совсем простой вопрос: зачем вы пишете и зачем читаете?
        — Чтение для меня физическая потребность сродни еде. Хороший текст меня наполняет и преобразует ровно так же, как это делает еда.
        — Если не есть — умрешь, без чтения с вами произойдет то же самое?
        — Да. Для меня это некоторая физическая потребность, которая мне вполне нравится. Другое дело, что не возникает достаточного количества хороших текстов, но всегда есть хорошие старые тексты, которые тебя поддержат.
        Пишу я крайне редко и мало. Кроме потребности потребления, у меня есть потребность высказывания, которую тоже нужно удовлетворить. Необходимо от себя что-то отпустить, иначе оно тебя ест, разрушает, мучает.
        — То есть это — не могу молчать ?
        — Точнее сказать — не могу не мычать. Не могу молчать — это когда человек знает, что он хочет сказать. Не могу молчать — не могу промолчать! Это социальная потребность. Я же все время веду речь о потребности физиологической и душевной. Они сейчас ценны. В социальном плане промолчать — это высшее достоинство. Иногда хочется кому-нибудь заплатить, чтобы он не говорил.
        — Значит, вы говорите о чем-то распирающем, что вам необходимо выпустить вовне ?
        — Да. Но дальше вступает в дело профессия. Я вам приведу такой пример. У меня есть друг — танцор. Он встает поутру и танцует, потому что у него в этом есть физическая потребность. Но дальше ему хочется, чтобы он танцевал хорошо, а не плохо. Чтобы он управлял танцем, а не наоборот. И так далее.
        — Как вы смотрите на современную нашу литературу ?
        — С ней все в порядке. Литература не существует сама по себе, она находится в той же точке, что и общество. В России как в литературоцентричной стране она обществу равна.
        — А вы считаете, что Россия остается литературоцентричной ?
        — Безусловно. Это онтологическое явление, оно никуда не денется — нет другого способа выражаться.
        — Вы хотите сказать, что у нас это записано в ДНК ?
        — Да, в социальной ДНК записано.
        — Но социум кардинально изменился по сравнению с советскими временами, когда книги были всем. Сейчас — это всего лишь книга.
        — Русская литература длиннее любой социальной формации, которая у нас была. Она была после крепостного права, после большевиков, никуда она не денется. Она связана с более глубинными явлениями — этническими, религиозными т.д. В разные эпохи русская литература играла важную роль. Настолько важную, что можно сказать: русская культура — это слово.
        Русские художники — второго ряда, русские музыканты — второго ряда, о русских архитекторах я разговаривать вообще не хочу. Русская литература породила словесное высказывание. Если в определенные периоды его нужно поддержать гитарой или синтезатором, это было поддержано, если была необходима визуальная поддержка, появлялись художники-авангардисты, но всегда это было словесное послание. Это никуда не делось, на моей жизни, думаю, никуда не денется.
        Литература — это не значки, напечатанные на листе бумаги. Это текст, который будет существовать в разных формах. Он знал книги, журналы, магнитофонные записи, сегодня он знает файлы, завтра появится еще какая-нибудь форма существования. Мы определяем культуру по цитате, по высказыванию, когда все понимают, о какой эпохе или явлении идет речь. Другой памяти у нас нет. Мы помним только слова. Мы не способны повторить ни одну сложную мелодию. Попросите русского человека простучать даже простой мотивчик, это будет первая доля. Он не в состоянии простучать синкопу, у него нет внутреннего ритмического многообразия, какое есть, скажем, у обитателя Ямайки. Такова наша особенность.


Демьян Кудрявцев  .  предыдущая публикация  

Герои публикации:

Персоналии:

Последние поступления

06.12.2022
Михаил Перепёлкин
28.03.2022
Предисловие
Дмитрий Кузьмин
13.01.2022
Беседа с Владимиром Орловым
22.08.2021
Презентация новых книг Дмитрия Кузьмина и Валерия Леденёва
Владимир Коркунов
25.05.2021
О современной русскоязычной поэзии Казахстана
Павел Банников
01.06.2020
Предисловие к книге Георгия Генниса
Лев Оборин
29.05.2020
Беседа с Андреем Гришаевым
26.05.2020
Марина Кулакова
02.06.2019
Дмитрий Гаричев. После всех собак. — М.: Книжное обозрение (АРГО-РИСК), 2018).
Денис Ларионов

Архив публикаций

 
  Расширенная форма показа
  Только заголовки

Рассылка новостей

Картотека
Медиатека
Фоторепортажи
Досье
Блоги
 
  © 2007—2022 Новая карта русской литературы

При любом использовании материалов сайта гиперссылка на www.litkarta.ru обязательна.
Все права на информацию, находящуюся на сайте, охраняются в соответствии с законодательством РФ.

Яндекс цитирования


Наш адрес: info@litkarta.ru
Сопровождение — NOC Service