Дмитрий Бакин . предыдущая публикация |
«Помогают писать табак, голод, зима, ее снег…»
Интервью с Дмитрием Бакиным
|
Дмитрий Бакин — один из самых странных и закрытых современных русских писателей. Лет пятнадцать назад он «прозвучал» с тоненькой книгой рассказов, которые получили хорошую критику и были переведены на европейские языки. Уже тогда писатель чурался публичности. Самый первый сборник Бакина, опубликованный в библиотечке журнала «Огонек» (помните эти белые брошюрки с красным обрезом и обязательной черно-белой фотографией автора на обложке?), вышел с пейзажем вместо лица. Второе издание россыпи бакинских рассказов, вышедшее в «Лимбусе», фотографии в макете уже не предполагало. И это была не пелевинская закрытость, ставшая частью имиджа, это естественная потребность человека, которому нравится писать, но который не делает из этого своего занятия профессию. А потом Бакин и вовсе пропал. Лишь недавно стало известно, что он заканчивает роман. Небольшой, но очень важный. С предварительным названием «От смерти к рождению». Свое первое за последнее десятилетие интервью Дмитрий Бакин, не пользующийся Интернетом, дал газете ВЗГЛЯД по почте. Но не электронной, а обычной, написав ответы на вопросы Дмитрия Бавильского от руки.
— Как давно Вы пишете? Много ли у Вас написано, если не считать опубликованной книжки рассказов и отрывка из романа?
— Первый опубликованный рассказ был написан двадцать два или двадцать три года назад, не могу сказать точно, потому что не имел привычки датировать написанное. Опубликован он был не сразу. В дальнейшем всё, что счел нужным, было опубликовано. Роман в работе, и как много его будет, не знаю. Скорее всего, немного.
— Почему Вы пишете медленно? Много правите, переписываете написанное, или по какой-то иной причине?
— То, что пишу медленно, узнал, лишь расставшись со своей основной профессией, которой отдано было почти двадцать пять лет жизни. В те годы некогда было писать. Обычно занимался этим в отпуске, в выходные дни, но правил и переписывал написанное всегда очень много.
— Вы пишете для себя или для гипотетического читателя? Насколько Вам важно, чтобы Ваши тексты стали известны другим?
— По-моему, каждый изначально пишет для себя. Безусловно, есть люди, чье мнение для меня важно, их немного, но именно они в свое время настояли на том, чтобы написанное мной было отдано в печать. О гипотетическом читателе если и думаю, то стараюсь думать о нем хорошо. Но сказать, что мне важно, чтобы тексты стали известны другим, не могу.
— Вы общаетесь с другими писателями и поэтами?
— Крайне редко.
— Как Вы считаете, тесное присутствие внутри профессионального сообщества помогает писать или же, напротив, отвлекает от работы?
— Никогда не присутствовал внутри профессионального писательского сообщества, потому что имел другую профессию. Но думаю, если присутствие в нем и помогает писать, то лишь в том случае, если задаться целью описать нравы этого самого сообщества. По-моему, помогать писать могут табак, голод, зима, ее снег. Некоторым, знаю, помогло отчаяние.
— Что для Вас означает писать — Вы фиксируете свою жизнь, формулируете важное, пытаетесь объясниться?
— Писать — значит идти путем своих персонажей, закреплять на бумаге узоры их судеб, а фиксировать стараюсь мысль. Свою жизнь, скорее всего, описывать не буду. Как можно с помощью этого объясниться, я не знаю. Да и стоит ли объясняться?
— Что труднее писать и придумывать, роман или рассказ? Какой жанр дается труднее?
— Ценнее то, что лучше написано. Безусловно, есть рассказы, которые превосходят многие романы. Тому пример — творчество Юрия Казакова. Для меня труднее писать роман. С тех пор как начал это делать, чаще и чаще думаю, что это не мой жанр. Порой доходит до того, что кажется — занимаюсь трансплантацией внутренних органов на бумагу. Тогда на какое-то время писать прекращаю. Это при том, что замысел представляется вызревшим, достаточно ясным. Наверное, мой жанр всё-таки рассказ. А может, дело в том, что девять лет подряд я вообще ничего не писал.
— Сейчас Вы пишете роман. Как Вы понимаете момент, когда текст оказывается закончен и не требует доработки?
— Всё зависит от имеющегося у вас времени. Пишу роман главами. На мой взгляд, написав начисто главу, стоит отложить ее на два-три месяца и писать дальше, а потом к этой главе вернуться. И тогда воспринимаешь написанное во многом по-другому, как если вспоминаешь прошлые свои поступки, понимая, что теперь поступил бы иначе. В чём-то переделываешь, радуешься, что имеешь возможность переделать хотя бы это, потому что жизнь такой возможности не дает, понимаешь, что для писателя литература щедрее жизни.
— Вы пишете наобум, или у Вас есть четкий план?
— Думаю, когда собираешься что-то писать, план нужен, но имея четкие планы, художественной литературой лучше не заниматься. Есть достаточно занятий, где так не хватает необходимой четкости.
— У Вас есть любимые писатели, на творчество которых Вы ориентируетесь или же которые служат Вам примером?
— Их очень много, и они очень разные. Но как можно ориентироваться на чужое творчество, не знаю. О писателях – это Музиль и Астуриас, Бунин и Фолкнер, Томас Вулф и Юрий Казаков, Экзюпери и Маркес, Платонов и Камю, Гамсун и Меллвил. И Достоевский, как предупреждение всем нам.
|
|