Москва Мурманск Калининград Санкт-Петербург Смоленск Тверь Вологда Ярославль Иваново Курск Рязань Воронеж Нижний Новгород Тамбов Казань Тольятти Пермь Ростов-на-Дону Саратов Нижний Тагил Краснодар Самара Екатеринбург Челябинск Томск Новосибирск Красноярск Новокузнецк Иркутск Владивосток Анадырь Все страны Города России
Новая карта русской литературы
Страны и регионы
Города России
Страны мира

Досье

Публикации

напечатать
  следующая публикация  .  Все публикации  .  предыдущая публикация  
Вера Хлебникова. Доро

23.06.2008
        Вера Хлебникова. Доро. — СПб.: Алетейя, 2002. 152 с. (Серия «Pro за женщин»)
        «Доро» — первый «роман» московской художницы Веры Митурич-Хлебниковой, внучатой племянницы Велимира Хлебникова. В 2000 году текст был опубликован в переводе на немецкий в журнале «Schreibheft» и лишь сейчас появился на языке оригинала в петербургском издательстве. Роман отличается сложной конструкцией, строя которую, Хлебникова использует не только разнообразные литературные стили, но и принципы компьютерного искусства. В авторском предисловии говорится, что «Доро» — поврежденное в компьютере личное письмо (файл «PISMO»), превратившееся в практически нечитаемый электронный «мусор». Как выражается в финале героиня-рассказчица: «ткнула, что ли, не те клавиши, и все разрушилось!» Полустерлось в том числе и начало: загадочное «доро» — первая половина стандартного эпистолярного зачина «дорогой». Видимый читателю «мусор» — уже не столько я-повествование от лица главной героини (ее имя остается читателю неизвестным), сколько поверхность некоего полотна, на котором главную роль исполняют символы. Рассыпанные на 135 страницах буквы, цифры и разные значки, легко опознаваемые программистами и профессиональными пользователями РС, напоминают о языке футуристов и слове «как таковом», лишенном обыденного значения. Алексей Крученых в «Декларации заумного слова» утверждал, что «от смысла слово сокращается, корчится, каменеет, заумь же — дикая, пламенная, взрывная...». Но если разрушающие языковую норму «гниги» Крученых принципиально иррациональны, «взрывая» слово и читательское восприятие, то компьютерная заумь Хлебниковой поддается расшифровке.
        Поэтика Веры Хлебниковой отсылает не только к опытам поэтов-заумников, но и к стилю московской концептуальной школы. Использование «мусора» письменных документов в художественных инсталляциях — прием, характерный для Ильи Кабакова. Эксперименты с компьютерной обработкой литературных текстов неоднократно проводил Дмитрий Александрович Пригов. Однако Хлебникова, работая в духе авторов МКШ, не подражает им, а формирует свою неповторимую манеру. «Доро» не просто дебют художника в литературе, но еще и некий итог творчества, попытка средствами литературы и компьютера переосмыслить опыт концептуального коллажа, выразить в книге саму идею современного искусства, живущего после собственного конца. В центре внимания оказывается не столько обнажение приема, при помощи которого создается романная конструкция, сколько «посмертная» жизнь этой конструкции: следы ее разложения и агонии в медиальных средствах — на белых полях страниц и в кибернетическом языке. Пять лет назад в Швеции в рамках фестиваля «Нордграфия» Хлебникова подготовила монотипии, подписанные несмываемой тушью, и разложила их на берегу моря, придавив камнями. Акварели постепенно, под действием прибоя, теряли свой первоначальный вид и в конце концов исчезали — оставалась только подпись автора. Между этой акцией и романом существует несомненная аналогия: «Доро» можно читать как электронный палимпсест, в котором «первоначальное» письмо полустерто, так сказать, «кибернетическим прибоем» — «чужими» файлами. Траченная «заумными» знаками поверхность отчасти перемежается текстами, когда-то уже использованными Хлебниковой в ее художественной практике. Среди «мусора» в романе попадаются газетные объявления из книги «Женщина, занимающаяся искусством», вышедшей в 1993 году в издательстве Вадима Захарова «Пастор» (Кельн); надписи из иллюстрированной «Книги сказок» («Волк и козлята»), опубликованной в журнале «Место печати» (1996, #8); а также стилизации под документы из частных архивов (или аутентичные документы?).
        «Реконструкция житейской истории», лежащей в основе «Доро», дана автором в предисловии: «Некая женщина ... пишет человеку, с которым не виделась 24 года. Должно быть, этот человек — музыкант ... Затем они расстались и музыкант уехал за границу ... А она вышла замуж за поэта Тимоню, который сошел с ума ... Потом Тимоня с ней разводится, потому что находит под ковром письма, которые она писала все тому же музыканту...». Круг замыкается через два десятилетия, когда автор файла «PISMO» узнает новый телефон музыканта, звонит ему и тот просит ее написать письмо, которое мы и читаем... Этот обрамляющий сюжет задает режим интерпретации всех остальных текстов, включенных в «Доро». По ходу развития повествования в «тело» письма «приаттачиваются» все новые «найденные» автором файла записки — от 1888 года до наших дней — и все они так или иначе повторяют «житейскую историю», пересказанную Хлебниковой в предисловии. То персонаж, то деталь, то сюжетная коллизия основного файла «PISMO» отражается под неожиданным углом зрения в очередном вставном тексте. Создается впечатление, что компьютер, разрушив файл, воспользовался заложенными в нем данными и выстроил на их основе новые произведения. Однако в финале автор письма сообщает адресату: «Чужие тексты переберу, а свой оставлю как есть», — и тем самым верифицирует порядок оформления палимпсеста: «найденные» письма впечатываются поверх основного и, видимо, существуют не только в виртуальной действительности, но и на бумаге.
        На странице 36 появляется первое письмо, в котором повторяется тема «главного файла» — некий Аркадий в 1940-м году пишет любовное послание женщине, с которой его разлучила судьба. Тема этой вставной предвоенной эпистолы преломляет основную тему — женщина обращается к бывшему возлюбленному. В небольшом письме «клонируются» не только основные мотивы (воспоминания о прошлом, размышления о судьбе), но и форма их выражения — отклонения от языковой нормы. Компьютерная заумь оказывается сродни бытовому несоблюдению орфографических и грамматических правил.
        Разложившееся, полуисчезнувшее прошлое, проходящее лейтмотивом через все вставные тексты «Доро», тематизируется в «эпизоде», где описывается разложившийся труп некоей дамы, у которой был найден архив. Истлевшее человеческое тело и потерявшие значение вещи — вот символы искусства после его конца, главной темы «Доро». Тексты и не могут сообщить что-то новое — они неизбежно копируют одну и ту же модель, полуразрушенную временем. В найденном у дамы архиве тексты снова и снова повторяют «житейскую историю» романа: в письме от 1888 года автор по имени Михаил рассказывает брату Тимоне о своем разжаловании, при том, что имя «Тимоня», функционирует в «Доро» как имя бывшего мужа главной героини; письмо из Лондона 1931 года развивает мотив 24 лет разлуки, и повествование сильно отклоняется от языковой нормы, как будто слова подбирал не различающий стилистических тонкостей компьютер: «Как тебе не стыдно, вот проходит 24 лет без переписки, и вот вдруг получаю первое письмо за 24 лет, и с какой радостью, как видно было, ты писал это письмо ... и вот уже третье писмо посылаю тебе и никакого ответа, я знаю, что ты получаешь мои письма, иначе Вера не получила бы мое письмо которое я послала вместе с твоим письмом и от нея я сейчас же получила ответ» (с. 53).
        Ровно на половине романа, на 68-й странице, словно в подтверждение версии о программе-писателе, начинается сказка «Полуклава», на сюжетном уровне реализующая модель разрушения «Доро», включая «заумное» «полузаглавие» книги. Некая фея сделала так, что ее портниха Клава была обречена все свои действия завершать только до половины — и даже текст письма, адресованного фее, с целью ее умилостивить, состоял из слов, дописанных лишь до половины: «Уваж да кот зака баль пла прос ме пожа. Кла».
        «Полуклава» переходит в переписку, в которой на новом уровне перерабатывается мотив безумия Тимони: проясняются обстоятельства смерти некоего Александра Карякина, умершего (видимо, от душевной болезни) осенью 1953 года. Свидетели того, как он сошел с ума, шлют письма его жене Поликсинье Владимировне. В текстах снова реализуется модель отклонения от языковой нормы. Пиппола Эйно Кристианович, например, сообщает вдове следующее: «Скорая приехал одели наркоз и посадили в машину и увезли. После чего я просился ехать посмотреть его но меня не отпустили врачи. Хотел вам письмо написать, но врачи сказали что мы сами сообшим через городской совет. ... Кроме душ он принимал какието порошки» (с. 79). Другой свидетель выступает еще более косноязычно: «Потом он стал Меня спрашивать Где есть ещо Хорошие Места я ему сказал что хорошое место есть дворец в Питергофе, они с другим товарищем фин Эйно стали Меня звать в Питергоф. Но рас ребяты убядительно просили я сними поехал, посмотрели в дворце и в парке фантаны Памятники Финский Залив» (с. 80).
        Интимные письма умирающего и свидетелей его гибели композиционно контрастируют с публичными газетными объявлениями — отрывками из книги Веры Хлебниковой «Женщина, занимающаяся искусством». Книга состояла из коллажа старых фотографий и «газетных» подписей к ним, якобы характеризующих персонажей на фотоснимках. В «Доро» эти мини-тексты включены без иллюстраций и разрабатывают, как и все остальные фрагменты, одну из тем основного файла — тему апелляции к далекому адресату:
        «SOS! Против матери и трехлетнего ребенка применяют направленное излучение, возможно, СВЧ. Скорее отзовитесь те, кто испытал подобное, знаком с вероятными источниками подобного излучения или может нас защитить. 614000, г. Пермь, почтамт, паспорт IV ВГ #647377» (с. 85).
        «Разыскиваю мужчину 80-82 лет. Он ехал троллейбусом #5 в сторону Арбата. Он вышел на остановке Наташи Кочиевской 14 июля 1992 года в 18.30. помахал мне рукой, послал воздушные поцелуи, мы не виделись, более 50 лет. Нас разлучила судьба, живу в коммунальной квартире.
        Встреча необходима, он узнал меня когда посмотрела фото молодости. Тел. 291-57-08, Нина Леонтьевна (с. 84)».
        Как справедливо замечает в послесловии к роману немецкая славистка Шамма Шахадат, Вера Хлебникова не ставит перед собой задачу создать онлайновую литературу. «Доро» предназначен для книги, где строчки застыли на странице в раз и навсегда определенном порядке — или беспорядке. Осязаемые листы бумаги с полустертыми текстами свидетельствуют о конце культуры и приходе на ее смену материальности медиальных средств, которые сами по себе лишены значения и способны производить только «заумь». Компьютер — лишь очередной виток в этом ряду технических изобретений, обреченных транслировать знаки, не понимая их смысла. Гипертекст для Хлебниковой — медиум, не различающий сказанное им. В сущности, это комический персонаж. Линки, которые можно гипотетически провести от основного письма «Доро» к вставным текстам, уводят в никуда, не проясняя смысл целого, а лишь затемняя его, часто выставляя это «целое» в смешном виде. Структурно фикциональные гипертексты строятся по модели дерева или ризомы. Эти нелинейные повествовательные типы различаются по критерию завершенности/незавершенности. Форма ризомы-лабиринта удобна для гипертекстуальных детективов, когда читатель в поисках истины блуждает в «линках», часто не приближаясь к разгадке, а удаляясь от нее. Хлебникова в своей «мусорной» книге пишет пародию на гипертекстуальные игры с интерактивностью, делая из читателя неудовлетворенного вуайера, так и не нашедшего истинной разгадки «житейской истории»: «припоминать все как можно точнее а сама путаюсь и перескакиваю на другое. ьма люблю, такие житейские истории вуайеризма. Если письм ; в мусоре».
        В романе «День» («Afternoon, a story») Майкла Джойса, считающемся пионерским в области киберлитературы, пользователь РС сталкивается с электронной пародией на роман «Улисс», действие которого происходит, как известно, в течение одного дня. Сетевое пространство служит анонимности автора — имя функционирует на разных веб-страницах, и с помощью поисковой системы можно найти целый ряд персонажей, откликающихся на один и тот же запрос. Какой перед нами «Джойс» — не совсем понятно, тем более, что интертекстуально читатель имеет дело с компьютерной «версией» романа Джеймса Джойса 1. Видя на обложке откровенно «заумного» текста фамилию Хлебникова, читатель так же, как и в случае с «Джойсом», не может не ассоциировать современного «автора» с его модернистским двойником-предшественником. В то же время в случае «Доро» эта ассоциациативная связь не из числа компьютерных линков — перед нами не гипертекст, а лишь распечатка компьютерной игры на бумаге. Сравнивая нелинеарную композицию романа с построением cyberstory, мы обнаруживаем, что «Доро» нельзя однозначно отнести к какому-то определенному типу развития текста. Невозможность прочитать текст усиливает наше внимание к тому, что за текстом — к гиперссылкам. Однако их нет — даже в форме сносок, традиционных для книжной культуры. Можно, впрочем, рассмотреть как систему отсылок ризому копирующих друг друга писем.
        Очевидно, если пытаться найти корни «Доро» в какой-то литературной традиции, то это будет роман в письмах. На странице 32 среди «мусора» читатель обнаруживает: «Последний том не выкупленным с романом в письмах Ты сказал: пиши все подряд, просто записывай». Этот фрагмент сигнализирует о сознательной ориентации автора «Доро» на эпистолярный роман, восходящий к античности, но окончательно сформировавшийся в эпоху сентиментализма. Первым эпистолярным романом считается «Памела, или Вознагражденная добродетель» (1740) англичанина Ричардсона. В 1761 году Руссо выдает себя за издателя «найденных» им писем Юлии и Сен-Пре, — следуя этому образцу, Хлебникова сообщает, что публикует «текст из-за писем, которые в него включены». История с найденной дискетой — прием компьютерной эры — смыкается с литературным приемом XVIII века, когда найденное письмо становилось двигателем сюжета. Сама писательница, реставрируя в предисловии «житейскую историю», отраженную в файле «PISMO», указывает на ключевые моменты сюжета: нахождение, написание и прочтение героями писем (так, поэт Тимоня разводится с женой, найдя под ковром письма, которые та адресовала любовнику). Подобная композиционная разметка более всего характерна для эпистолярного романа «Опасные связи» (1782) Шодерло де Лакло, где в обмен письмами включена целая сеть персонажей, связанных между собою различной степенью интимной близости, но решающих вопросы жизни и смерти исключительно с помощью пера и бумаги. Зная пристрастие Веры Хлебниковой к интерактивным инсталляциям, можно и «Доро» интерпретировать как письмо, направленное конкретной аудитории и рассчитывающее на ответ.
        Обмен изящными, стилистически образцовыми письмами в «Опасных связях» ведет к трагическому исходу для героев: президентша де Турвель умирает от туберкулеза, виконт де Вальмон погибает на дуэли, маркиза де Мертей заболевает оспой, а Сесиль Воланж уходит в монастырь. Вера Хлебникова связывает интимное письмо с нарушением языковой нормы и переводит опыт смерти или роковой любви в косноязычное бормотание. Читатель как будто сталкивается с перепиской сумасшедших — в «Доро» разворачивается несколько историй безумия: Тимони; Карякина; несчастной женщины, «чувствующей» направленное против нее излучение; пенсионерки, ведущей диалог с фотографией... Впрочем, о «переписке» сумасшедших в «Доро» можно говорить лишь условно — это не диалоги, а голоса вопиющих в пустыне: все тексты остаются без ответа, в школьных сочинениях, включенных в книгу, не проставлены оценки.
        Публикация «Доро» является несомненным событием на российском книжном рынке. Неплохо изданная книга в красивой цветной обложке, художником которой является сама Вера Хлебникова, оказывается альтернативой потоку «коммерциализованной» литературы, стремящейся популяризовать свой стиль, приблизить его к заданному традицией образцу и сделать понятным любому читателю. Отказываясь играть в установленные эпохой игры (в том числе, гипертекстуальные), книга находит единственно верную метапозицию в том «промежутке», в котором оказалась литература на рубеже тысячелетий. Разрушая языковую норму, «Доро» прощается не только с настоящим, но и с прошлым литературы.


[1] Вера Митурич-Хлебникова усугубляет этот прием копирования функции автора на материале книжной культуры и публикации архивных документов (ср. подготовленное ею издание книги родственницы с тем же именем — Вера Митурич-Хлебникова).
  следующая публикация  .  Все публикации  .  предыдущая публикация  

Герои публикации:

Персоналии:

Последние поступления

06.12.2022
Михаил Перепёлкин
28.03.2022
Предисловие
Дмитрий Кузьмин
13.01.2022
Беседа с Владимиром Орловым
22.08.2021
Презентация новых книг Дмитрия Кузьмина и Валерия Леденёва
Владимир Коркунов
25.05.2021
О современной русскоязычной поэзии Казахстана
Павел Банников
01.06.2020
Предисловие к книге Георгия Генниса
Лев Оборин
29.05.2020
Беседа с Андреем Гришаевым
26.05.2020
Марина Кулакова
02.06.2019
Дмитрий Гаричев. После всех собак. — М.: Книжное обозрение (АРГО-РИСК), 2018).
Денис Ларионов

Архив публикаций

 
  Расширенная форма показа
  Только заголовки

Рассылка новостей

Картотека
Медиатека
Фоторепортажи
Досье
Блоги
 
  © 2007—2022 Новая карта русской литературы

При любом использовании материалов сайта гиперссылка на www.litkarta.ru обязательна.
Все права на информацию, находящуюся на сайте, охраняются в соответствии с законодательством РФ.

Яндекс цитирования


Наш адрес: info@litkarta.ru
Сопровождение — NOC Service