Александр Левин. Песни неба и земли. М., «Новое литературное обозрение», 2007, 275 стр.
Свои стихи Александр Левин не читает, а поет. То есть фактически в книге представлены тексты песен. Я давно обратил внимание, что лучшие барды (назовем так поэтов, поющих свои стихи) исключительно талантливые версификаторы. От того, как рифмовал Высоцкий, от того, что выделывает со стихом Михаил Щербаков, не может не пробирать холодок восторга. Другое дело, что стихи — не вирши и виртуозная версификация — не гарантия успеха. Но и это направление в поэзии имеет полное право на существование. Я люблю напетые стихи, если они стихи. А Левин поет именно стихи. Но то, что он их поет и авторское исполнение как бы предполагается, придает стихам определенную специфику. Музыка и голос как бы смягчают, подплавляют семантику. И смысл высказывания начинает течь как воск. Левин делает из этого довольно радикальные выводы: он пишет разнообразные вариации на тему «глокой куздры». У него есть и стихотворение, названное «От Щербы»: «Не курдячь. / Не куздри. / Не бокрей сам и не желай другим. / Не будлани ближнего своего». Иногда это весело. Иногда не очень. Если бы Левин свои тексты только пел, я бы о них сейчас не писал, но он издает книги, то есть предполагает, что стихи могут быть прочитаны и без музыки. И вот здесь многое меняется. То, что под музыку было весело — все «комарабли», они же «дирижабри», а также «кудаблины-тудаблины», — при чтении очевидно утомляют. Но у Левина есть и другие стихи, они тоже подаются в игровой оправе, но, вчитываясь, ощущаешь их нешуточную боль. И боль эта иногда оказывается твоей. Стихотворение «Тридцать первого числа…» заканчивается так: «где стоим мы, прижимая к нашей призрачной груди / две картонные коробки с порошковым молоком». Дата написания: «30 мая — 10 июня 1992». Весной 1992 года я остался без работы. Я был программистом, и мне казалось, что люди моей профессии нужны при любой власти в любой стране. Как выяснилось, нет. Денег не было совсем. Чем кормить двух маленьких детей и кошку Симу, нам с Олей было непонятно. И тогда из Германии мы получили посылку «с гуманитарной помощью». В посылке были «две коробки с порошковым молоком». «Тридцать первое число» Левин тоже поет (песня есть на вложенном в книгу CD), но мне уже как-то нет дела до того, хороша ли версификация и не «потек» ли смысл высказывания. Я слушаю. И вижу нас с Олей — молодых, растерянных, униженных. Далеких. Призрачных. Несуществующих.
|