Гибкий жгучий пряный соленый

Данила Давыдов
Vesti.Ru, 26.07.2000
Досье: Сергей Морейно
        Juris Kunnoss / Сергей Морейно. Contraбанда. — Riga: «Nordik», 2000. — 96 с.
        Сергей Морейно. Зоомби. — Рига-Москва: «Алемхопс», — 2000. 48 с.


        Поэт и переводчик Сергей Морейно, известный еще по легендарному рижскому «Роднику», выпустил подряд две книжки. Одна — переводы из латышского поэта Юриса Кунноса (умершего в прошлом году), а другая — сложный коктейль из разнообразных переводов и собственных стихов Морейно.
        Переводческая манера Морейно — особь статья. В лице героя этой рецензии мы встречаем продолжателя традиций начала XIX века — в первую очередь, Жуковского. Как для Жуковского, так и для Морейно перевод оказывается только поводом для собственного творчества. Это скорее переложения, нежели переводы (что, впрочем, не касается формальной адекватности оригиналу, хотя этого я проверить не в силах: Морейно переводит с латышского, польского и немецкого, каковые мне абсолютно недоступны). Конечно же, переводчик по определению — интерпретатор и даже соавтор, но обычно этот факт никак не подчеркивается. Для Морейно же именно такая позиция принципиальна. Я вспомнил, пожалуй, еще только одного недавнего «перелагателя» — Майка Науменко, который во многих песнях «соавторствует» с Боуи, Диланом, Боланом и т.п. — думаю, это сравнение будет скорее приятно, нежели обидно для Морейно, пишущего в предисловии к стихам Кунноса: «Подлинно русский стих обнаруживается в выступлениях «Мегаполиса», «Сплина», «Чижа и Ко», иногда позднего «Аквариума»«.
        Книжка «Зоомби» (зоологическое зомби?) построена именно как подтверждение позиции соавтора. Стихи Морейно и его переводы трудно отделить друг от друга, «Зоомби» оказывается чуть ли не целостным текстом. Отчасти причиной тому — внутренний сюжет. Морейно включил в сборник переложения в основном из поэтов-изгнанников: Олафа Стумбрса (эмигрировавшего из Латвии в Германию, а потом в Америку), Пауля Целана, Чеслава Милоша (сам Морейно живет сейчас в Москве). Даже проживший жизнь в Риге Александр Чак выглядит эдаким «внутренним эмиграном» (тем более, что, кажется, ранние свои стихи он писал на русском)... Книга выстроена так, чтобы обнаружить в поэтах не различие, а общность.

                        Гибкий жгучий пряный соленый.
                        Таковы суть несущности небытия.
                        Где бы то ни было под скоплением туч,
                        в лощине, в кратере, на высокогорном плато.
                        Из камня, сжатого в пальцах, не потечет вода.
                        Воскурится и копотью осядет слава.
                        И сонм архангелов, осенивших семя граната,
                        отнюдь не для нас дует в трубы.

                                        («Город без имени»)


                        Плеснево-зеленоват домик забвения.
                        Перед каждой из воздушных дверей голубеет обезглавленный музыкант.
                        Он бьет для тебя в барабан изо мха и срамных волос;
                        гноящимся пальцем чертит он на песке твою бровь.
                        Он ведет ее дольше, чем была у тебя, и алость губы.
                        Ты наполняешь тут урны и кормишь сердце.

                                        («Песок из урн»)


                        коршун видя мышь поджимает крылья
                        и проваливается на дно Erxgebirge
                        где муравьи куют нашейные цепи
                        там и мне не вырваться из ловушки


                                        («Suddeutschland»)

        Первая цитата — из Милоша, вторая — из Целана, третья — из Морейно.
        В этих переложениях поэты не теряют индивидуального стиля, но приобретают интонацию переводчика. Подчиненность перелагаемого автора переводчику не так заметна в сборнике стихов Кунноса — да там и не такая перед Морейно стояла задача.
        Переводчик-перелагатель предлагает русский вариант стихов практически неизвестного у нас поэта. Морейно делает это, поскольку, по его мнению, если бы Куннос «писал на языке, который понимают не полтора миллиона человек, а хоть на порядок больше, его известность была бы европейской...»
        Но и в переложениях из Кунноса присутствуют черты, столь близкие интонации переводчика: несколько отстраненная сентиментальность, беглый взгляд на сложно соединенные сегменты реальности. Разве что Куннос в исполнении Морейно несколько энергичнее, чем собственные стихи Морейно:

                        радостно беззаботно помнишь те дни по рощам тенистым
                        скакали били в тимпаны дудели блеяли
                        жгли костры Дионису и Яну
                        над озером от холма до холма
                        шальные фракийцы этруски что ли вымершие
                        за словом в карман не полезем

                                        («Смешение языков»)


        Сергей Морейно, несмотря на принципиальную вольность обращения с оригиналом (а может, именно ей и благодаря), предстает именно той фигурой, что открывает нам совершенно незнакомую литературу (я имею в виду латышскую), а также демонстрирует новые грани в культурах (немецкой, польской). Подобный человек-медиатор может себе на досуге позволить ненавязчивую мистификацию: прочтите-ка наоборот название издательства, в котором вышла книжка «Зоомби»: Алемхопс...






Наш адрес: info@litkarta.ru
Сопровождение — NOC Service