Приключения жанров в поисках человеческой свободы

Мария Галина
Новое литературное обозрение
2005, №75
Досье: Мариэтта Чудакова
        Чудакова М. Мирные досуги инспектора Крафта. Фантастические рассказы и попутно. — М.: ОГИ, 2005. — 112 с. (Серия «ОГИ—жанр»). Чудакова М. Дела и ужасы Жени Осинкиной. Книга первая. Тайна гибели Анжелики. — М.: Время, 2005. — 320 с.
        Не приходится доказывать, что фантастика и детектив состоят в близком родстве. Оба жанра относительно молоды, оба они восходят к древним мифологемам и используют элементы притчи, в обоих присутствует подлежащая разгадке тайна или аномалия, и в обоих разгадка вполне рациональна, хотя и не без привкуса (или послевкусия) метафизики.
        Поэтому нисколько не удивительно, что, когда литературовед М. Чудакова решила обратиться к фантастике, героем ее рассказов оказался сыщик — полицейский инспектор Крафт. Тот самый Крафт, в чьем мозгу «...не видные для других совпадения приводили к замечательным результатам... так, когда-то он потряс мир отечественной и зарубежной криминалистики, установив связь между пожаром в высокогорной обсерватории и изменением расписания поездов на пригородной ветке за три тысячи миль от этого места».
        Умение сопрягать далеко отстоящие понятия и видеть смысловые переклички — это и есть талант гуманитария, интеллектуала. И, разумеется, именно автор, имея это качество в избытке, сполна наделяет талантом своего героя.
        Первую же новеллу цикла о Крафте («Убийца»), в 1969 году опубликованную в популярнейшем и считавшемся тогда смелым журнале «Знание—сила» под названием «Пространство жизни», поклонники фантастики безоговорочно признали «своей». Переведенная на множество языков, она выходила в нескольких антологиях и была признана классикой жанра. Такое признание в первую очередь обусловлено оригинальностью идеи: жизнь, ограниченная не во времени, а в пространстве. Тогда, как, впрочем, и сейчас, мы не были избалованы фантастическими сюжетами, научными с виду, но не имеющими ничего общего с естественно-научным объяснением.
        Собственно фантастический сюжет присутствует еще в двух новеллах — в «Развилке», где герой ее, скромный служащий, недовольный своей унылой жизнью, опробует на себе аппарат «фатумизации», призванный «поправить» судьбу, непредсказуемо отыграть ее заново от некоей развилки, сделать «правильной». Правильной судьбы, однако, не существует: герой, мечтавший о путешествиях и приключениях, оказывается в той же квартире, которую покинул перед экспериментом... впрочем, с другой, кажется, менее приятной женщиной и другим ребенком. В рассказе «Тихий старик» обнаруживается таинственная связь между катаклизмами на планете Нереида и столом, сработанным старым плотником; каждый раз, когда тому приходит на ум забить гвоздь в рассыхающиеся доски или сгладить рубанком поверхность, на Нереиде гибнут тысячи разумных существ. В остальных трех новеллах разгадка тайны оказывается на первый взгляд вполне рациональной, если только пространство клокочущих страстей можно считать рациональным.
        В новелле «Любить без памяти» происходит материализация вынесенной в заглавие метафоры: герой забывает обстоятельства своих самых сильных впечатлений; тайна его гибели — убийство или совершенное нечаянно, под воздействием амнезии, самоубийство — так и остается нераскрытой. В «Лебедином озере» выраженная в музыке страсть к «нечеловеческому существу» помогает инспектору раскрыть загадку самоубийства молодой девушки. Сходная страсть делает героя преступником и одновременно жертвой в новелле «Происшествие в лесу». На одной из встреч с читателями Мариэтта Омаровна говорила о своей любви к Честертону; действительно, «метод вживания», применяемый инспектором Крафтом, его готовность принять и признать самые неожиданные душевные движения напоминают рассказ о своем методе честертоновского патера Брауна.
       
        *
       
        Не стоит задаваться вопросом, зачем нужно было специалисту по русской литературе ХХ века, известному булгаковеду и автору книг об архивах пробовать свои силы в иной сфере: тексты возникают потому, что возникают, а какие-то глубинные мотивации не всегда понятны и самому автору. (В скобках замечу, что в наши дни собственное сочинительство понемногу становится для литературоведов признаком «хорошего тона».) Если бы Чудакова писала рассказы о Крафте только в 1960—1970-х годах, можно было бы заподозрить попытку высказать «эзоповым языком» какие-то наболевшие идеи. Однако против этого говорит и отвлеченная, общечеловеческая тематика новелл, и то, что создавались они на отрезке времени почти в полвека дли-ной: последняя по времени новелла да-тирована 2001 годом. Скорее, здесь имел место своего рода литературный импринтинг: «Мирные досуги» явно ориентированы на прозу 1920-х годов — и в первую очередь на запредельно фантастические сюжетные конструкции Сигизмунда Кржижановского. А условность места и времени действия новелл (герои Чудаковой ездят в конных экипажах, работают в «офисе» и выписывают газету «Вести из вселенной») и нейтрально-англоязычные имена персонажей (Лестер, Джон) напоминают странные рассказы Александра Грина (скорее именно рассказы, чем романы). И хотя творчество этих писателей, кажется, не было предметом литературоведческих штудий Чудаковой, оба они принадлежат «ее эпохе», времени Булгакова и Олеши. Если уж говорить о вольнодумстве ее новелл, то это вольнодумство не политическое, а эстетическое — впрочем, в свое время пресекавшееся не менее жестко. Недаром единственные две публикации ее рассказов (кроме «Пространства жизни» в «Знании — силе», был еще «Тихий старик» в «Уральском следопыте» за 1978 год) состоялись в изданиях, с точки зрения «большой» советской литературы маргинальных и позволявших себе определенное интеллектуальное фрондерство.
        С рассказами Грина и Кржижановского прозу Чудаковой роднит и суховатый, «остраненный» стиль повествования. Эта остраненность (через восприятие «иностранца» Крафта иронически представлены балет «Лебединое озеро», а также некрасовские, есенинские и пушкинские стихотворные строки), с одной стороны, способствует большей «чуждости», «экзотичности» декораций, с другой — позволяет взглянуть на привычные вещи с непривычной точки зрения. Пожалуй, эксперименты Чудаковой по «переводу» общеизвестных поэтических текстов на «иностранный» могут даже напомнить филологические опыты М.Л. Гаспарова по «переводу» верлибром известных регулярных стихов 1.
       
        *
       
        В одном из самых загадочных шедевров Станислава Лема — короткой повести «Формула Лимфатера» — перипетии сюжета замещены перипетиями научного поиска. В результате повествование, замечу, не делается менее интересным — напротив, по степени напряжения оно в своем воздействии на читателя может сравниться с самым жутким триллером. Не приходится удивляться, что именно эта маленькая повесть многие годы, по признанию Мариэтты Чудаковой, стояла на ее главной рабочей полке рядом с классиками отечественной филологии. Во второй, литературоведчески-публицистической части сборника «Мирные досуги инспектора Крафта» («...И попутно») Чудакова — нет, не анализирует Лема, а просто делится своими впечатлениями и мыслями.
        «Телеология власти... до последних ее минут была в том, что — не дай нам Бог почувствовать чудо жизни: нет, следует пробежать ее всю бесчувственно, сбычившись, насупившись (сколько лет иностранцы поражались на наши лица), глядя лишь под ноги, по привычной дороге дом — работа — собрание — магазин — дом. Лем встал (или лег) поперек этой примелькавшейся дороги» («Свой инопланетянин»).
        «Лем напоминал нам каждой страницей: Cogito ergo sum! Да, он помогал нам существовать, напоминая, что мы мыслим, мыслим, должны, по крайней мере, мыслить! И потом — беспрерывная демонстрация логического аппарата — в стране, где подавление способности к логическому мышлению было одной из важнейших, хотя никогда не эксплицированных, задач мощного аппарата советской пропаганды» («Станислав Лем в умах и сердцах жителей исчезнувшей страны»).
        Аналогичный смысл, по мнению Чудаковой, имело для советского читателя-нонконформиста и творчество братьев Стругацких: о них Чудакова пишет в очерке с характерным заглавием «Гимнастический снаряд для интеллекта»:
        «В тогдашней печатной жизни не было ни экономической, ни социологической, ни исторической, ни философской, ни политологической мысли. В книгах братьев Стругацких читатели искали ответы на те вопросы, которые должны бы задать они профессионалам всех этих наук».
        Здесь же, во второй части книги — прелюбопытнейшее текстологическое сопоставление «Мастера и Маргариты» с первой редакцией лагинского «Старика Хоттабыча». При этом найденные Чудаковой параллели настолько интересны и примечательны, что их анализу вполне можно было посвятить целую книгу, а не только статью. Для краткости приведем ее размышления не по статье, а по стенограмме выступления на ту же тему на радиостанции «Свобода»:
        «Лагин задумал книгу в [19]37— 38 годах. Почему такая идея — погрузить в реальность всемогущее существо? Я думаю, что если не в эту минуту, то в следующую вам придет в голову параллель, которая мне пришла в голову... Это просто литературная аналогия. В одно и то же время задумано два совершенно разных произведения с близкими героями, с близкой ситуацией: «Мастер и Маргарита» и «Старик Хоттабыч». В данном случае просто невозможно не видеть, что структура та же: Воланд и реальность, старик Хоттабыч и реальность. Он так же превращает людей (в первом издании [1940-го года], потом это исчезло): там была сцена, где тех, кто себя грубо ведут, Хоттабыч превращает в баранов. Подобно тому, как Николай Иванович превратился в борова. Масса одинакового. <...> Бывают такие исторические ситуации, когда одинаковые замыслы, по-разному осуществляемые, но обусловленные временем, могут возникнуть в головах разных литераторов и начать воплощаться»  2.
        Парадоксальное и неожиданное сближение столь «далековатых» в нашем представлении авторов показывает, что многолетний объект исследования — Михаил Булгаков — не превратился для М. Чудаковой в «священную корову».
        Можно сказать, что лаконизм новелл и «попутно» прилегающих к ним статей, «плотная упаковка» идей и парадоксов предлагают читателю своеобразный «гимнастический снаряд для интеллекта», призывая к со-трудничеству; редкое в наше время качество, а особенно для так называемой «жанровой» литературы — книга-то вышла в серии «Жанр».
       
        *
       
        Если следовать известной формуле Стругацких «Фантастика = чудо + тайна + достоверность», то для детектива из данного уравнения следует изъять элемент «чудо».
       
       
        «Дела и ужасы Жени Осинкиной» — современный детективный роман, написанный о подростках и для подростков. Уже первая его часть, а всего их предполагается как минимум три, вызвала прямо противоположные отзывы — от восторженной статьи Андрея Немзера («Время новостей»)  3 до нелицеприятных заметок Ольги Мургиной (сайт «BiblioГид»  4) и Лизы Новиковой («Коммерсант Weekend»). Примечательно: именно то, что нравится в книжке Немзеру (детективный сюжет, дети-активисты, неприкрашенное описание нынешней российской глубинки), вызывает отторжение у Мургиной и Новиковой, которые, не сговариваясь, иронизируют по поводу «нового Тимура».
        Действительно, история, в которой «команда» девочки-подростка Жени Осинкиной съезжается со всех концов России в деревню Оглухино, чтобы спасти старшего товарища, несправедливо обвиненного в убийстве, заставляет вспомнить «Тимура и его команду», книгу, которую сегодня часто упрекают в «совковости», — на мой взгляд, совершенно незаслуженно 5. Но дело не только в этом. Роман, имеющий более или менее отдаленным прототипом гайдаровскую повесть, «надиктовало» Чудаковой примерно то же, что заставило ее, известного литературоведа, преподавателя Литинститута, в 1990-е годы семь лет отдать работе в комиссии по помилованию (пока эту комиссию не расформировали) или бороться против установления памятника Сталину в одном отдельно взятом городе. Иными словами — повышенное чувство гражданской ответственности.
        При всем видимом правдоподобии (внимательный читатель найдет в «Делах и ужасах» отсылки к семейной истории автора, а сам образ Жени Осинкиной, вероятно, вдохновлен внучкой писательницы Евгенией Астафьевой, которой и посвящена эта книга) мы все же имеем дело с повествованием достаточно условным. (Замечу, что совпадение имени чудаковской Жени с именем героини гайдаровской повести с литературной точки зрения представляется мне более существенным, чем совпадение с именем реально существующей внучки.) Цель этого повествования — показать подростку, что от него, от его друзей, от их решительных действий зависит многое.
        У человека взрослого и прозаически мыслящего могут вызвать раздражение морализаторский пафос и условности сюжета этой повести. Каким образом смогли так быстро съехаться в далекое зауральское Оглухино подросткам, пускай и вполне самостоятельным? Почему именно Жене и ее друзьям удалось собрать доказательства невиновности Олега, не замеченные пусть даже молодым и неопытным, но честным и независимым адвокатом? Почему генерал, отец влюбленного в Женю мальчика, легко предоставил девочке черную «Волгу», деньги и двоих водителей-телохранителей, но не озаботился позвонить местным властям и подстраховать девочку? Почему те же опытные, хлебнувшие Афгана телохранители не отзвонили генералу о погоне?
        Но кто возьмется предсказать реакцию подростковой аудитории? Жизнеподобие и художественная достоверность — совершенно разные вещи. И уж тем более, когда речь идет о произведении «воспитательно-приключенческом». Здесь впору ставить вопрос не о жизнеподобии, а о том, в до-статочной ли мере такое произведение условно, достаточно ли романтично, чтобы завоевать юного читателя. Пусть даже и такого не по возрасту всезнающего и искушенно-циничного, как современный подросток.
        Будем надеяться, что те, кому адресована книга, воспримут предложенную им условность как данность. И поверят Жене Осинкиной и ее друзьям — современным мальчикам и девочкам, среди которых есть и рокер, и бывший скинхед. Поверят в главном: будущее страны определяется будущим каждого отдельного человека, а значит, «исправление» судьбы одного-единственного человека и есть та цель, к которой нужно стремиться.
        Если в «Мирных досугах инспектора Крафта» мы имеем дело с «чистым», казалось бы, сугубо литературным экспериментом, то в «Делах и ужасах...» на первый план выходит вполне прикладная (и более чем благородная) цель: помочь воспитанию нового гражданина России — в конечном счете, ради спасения самой России. Однако, перечитывая «Мирные досуги...» после «Дел и ужасов...», мы обнаруживаем, что и у них есть социальная задача, только уровень ее постановки и решения — иной. В современной российской фантастике (не в той, что пишется мастерами, а в массовой) то и дело «отыгрываются» различные политические проекты, часто — консервативно-имперского толка. Вместо сосредоточения на политической проблематике Мариэтта Чудакова предлагает читателю другую фантастику, стержень которой — описание работы мысли и трансформаций сознания, эксперименты с сюжетом и стилем. Политическую же проблематику Чудакова оставляет на долю хотя и романтического, но теснейшим образом связанного с современными реалиями романа о московской школьнице. Вместо универсальной притчи, действие которой разворачивается «везде и всегда», мы видим жесткие и неприглядные картины постсоветской России, открывшейся за окном автомобиля, в котором Женя мчится в далекую деревню Оглухино на помощь старшему другу, ложно обвиненному в жестоком убийстве молодой девушки. Чудакова старается без сюсюканья говорить с подростками о взрослых делах — о порочности института смертной казни, о неправедном суде, о чеченской войне, о советской демагогии, о футбольных фанатах.
        Именно ради этого и появилась на свет литературная героиня Чудаковой: длинноногая девочка Женя с аналитическим умом и умением дружить. Кстати, история Жени Осинкиной вышла под маркой «Победители конкурса «Алые паруса»«. Тем самым литературное родство Чудаковой с Александром Грином оказалось, если так можно выразиться, оформлено документально.


[1] См.: Гаспаров М.Л. Экспериментальные переводы. СПб.: Гиперион, 2003.
[2] http://rfe.svoboda.org/programs/cicles/hero/28.asp.
[3] Немзер А. Как сохранится Россия // Время новостей. 2005. 19 мая.
[4] Мургина О. Новый «Тимур»? // BiblioГид. 2005. 31 мая (http://www.bibliogid.ru/news/portret/portret-chudakova); Новикова Л. [Книги за неделю] // Коммерсант-Weekend. 2005. 2 сентября.
[5] Напомню: рецензенты-современники ставили Гайдару на вид то, что в его повести не отображена «руководящая и направляющая» роль пионерской и комсомольской организаций.




Наш адрес: info@litkarta.ru
Сопровождение — NOC Service