Досье

В поэтике, подчиненной идее постоянного разрыва («перманентной революции», по Троцкому), должны звучать голоса тех, кто хуже всего вписывается в общепринятую схему литературного мира (пусть даже эта схема существует в рамках более-менее узкой среды, близкой поэту) — например, тех, кто минимально соотносим с неизжитой до сих пор оппозицией официального и неподцензурного искусства: поэт смотрит в прошлое, соотнося себя с андеграундом, но эта генеалогия оказывается неудовлетворительной, так как она — часть устоявшегося литературного консенсуса. В этой ситуации необходимо изобретение традиции, и оно может вестись различными путями — например, через переводы. Другой, не менее классический способ — обращение к тем, кто в силу разных причин был вытеснен на периферию словесности (периферия, разумеется, предполагает существование центра, который в нашем случае располагается где-то поблизости от авторов лианозовского круга). Такая канонизация периферии также имеет место — к примеру, в малоформатном сборнике «Трамвай идет на фронт», выпущенном «С.М.И.» и включившем, как гласит подзаголовок, «стихи поэтов — участников Великой Отечественной войны». / далее

«Никто не научит нас одиночеству» - но одиночество человек выбирает и учит сам. Персонаж Медведева нормален. Нормальному человеку свойственно порой ненавидеть себя. / далее

Размышляющие о литературной эволюции часто оказываются в плену у въевшейся пушкинской формулы про благословение старика Державина, превратившейся из факта биографии классика в идеальную схему сродни библейской: Авраам роди Исаака. Мысль Тынянова о том, что литературное наследование идет не по прямой, а «от дяди к племяннику», воспринимается по большей части как изящный парадокс, bon mot, — да и затруднительно оперировать такими простыми степенями родства на материале бесконечно многоголосой русской поэзии XX века. / далее

Первое впечатление от стихов Кирилла Медведева — причем не только мое, а довольно общее впечатление — это хорошо, но не очень понятно, почему это стихи. И далее — душеспасительное рассуждение в такой примерно интонации: ну ведь это неважно, как именно назвать; дело не в номинации. Главное, что хорошо, что воздействует. На ум и на сердце. И если обо мне говорить — тексты (пока пусть так) Медведева привлекли внимание; серия поэтических портретов в журнале как бы заявлена. / далее

Кирилл Медведев – признанный поэт и переводчик, неоднократно получавший литературные премии и лестные отзывы самых влиятельных критиков. Несколько лет назад он перестал публиковать свои новые стихи, создал Свободное марксистское издательство и стал участвовать в акциях леворадикалов. Специально для Рабкор.ру Алексей Цветков встретился с Кириллом Медведевым и задал ему несколько стратегически важных вопросов. / далее

Кирилл Медведев увлекся политикой еще до того, как интеллигенция в массовом порядке политизировалась. В 2003 году он выпустил коммюнике о том, что отказывается от любых публикаций и публичных чтений: «К системе, настолько девальвирующей и опошляющей Слово, настолько профанирующей его, я не хочу иметь даже косвенного отношения». / далее

Проще начать с цитаты: «Они (поэты) нуждаются в некоторой отрешенности, но не стоили бы ни гроша, если бы их непрерывно не искушала надежда обменять эту отрешенность на то, чтобы стать как все» (Х. Арендт). / далее

В феврале—марте прошлого, 2002 года по инициативе неутомимого Вячеслава Курицына в Интернете был проведен этакий социологический опрос: 100 литературных деятелей попросили назвать 10 лучших современных поэтов. Результат, опубликованный в «Русском журнале», был весьма любопытен. Конечно, судить по нему о состоянии поэзии нельзя, конечно, речь идет о мнениях литераторов приблизительно одного круга, ну и так далее, и так далее, но кое-какие выводы очевидны. / далее

В сборниках, выпускаемых в поэтической серии «ОГИ», нет автографов поэтов (как в сборниках «Пушкинского фонда»), ибо здесь это оказывается уже совершенно ненужным: имена поэтов настолько самодостаточны (каждое из них - свои поля ассоциаций), что мы заранее предвзяты: организм изначально настраивается на восприятие тех или иных поэтических систем. / далее

Елена Калашникова: Чем, по-твоему, перевод прозы отличается от перевода поэзии?
Кирилл Медведев: В наше время прежде всего тем, что поэзию переводят помешанные люди, которым больше нечем заняться, и делают они это из чистой любви к искусству, потому что никто их ручную работу не оценит, кроме нескольких таких же безумцев. А проза — явление вполне... нормативное, вписанное в систему, ее и нормальные люди переводят. То есть, что касается поэзии, основное условие — одержимость. / далее

Текст неторопливо тянется дальше. Некоторые истории, завершающиеся, возможно, некоторыми выводами из пережитого опыта. Чистое повествование без малейшего усилия концентрации смыслов, придания тексту многозначности и объема. Обсуждать, стихи это или не стихи, вероятно, неплодотворно: а кто точно знает, что такое стихи? К тому же за Медведевым тоже есть традиция — например, американец Чарльз Буковски, успешно им переведенный. / далее

Кирилл Медведев – самое яркое явление русской поэзии рубежа столетий. / далее

Множественность сосуществующих в одну эпоху живых языков предоставляла авторам новые возможности, бо́льшую свободу маневра: легко увидеть, например, как в «серебряном веке» разброс индивидуальных поэтик внутри одной поэтической группы неуклонно возрастал от старших символистов к младшим, затем к футуристам и акмеистам — по мере того как возрастало количество «точек иного» в литературном пространстве, по отношению к которым автор мог самоопределяться / далее