Досье

Галина Ермошина существует как литератор сразу в нескольких «ипостасях»: поэт, прозаик, критик и переводчик стихов. Не такой уж редкий по нынешним временам случай — тем более, что здесь особенно заметно, как разные аспекты деятельности человека оказываются связаны рядом общих мотивов, направлений движения. / далее

Эту рецензию можно было бы назвать так: «Способ фотографировать сновидения». Или так: «Мир непроявленных форм». Или: «Поперек зрения», «Изумленное пространство бездействия», «Продолжающееся отражение»... Проза Галины Ермошиной на редкость обильна такими просящимися в заглавие фразами, отсылающими как бы к чему-то более объемному и глубокому (опыту, взгляду, смыслу). / далее

Она собирает травы речи: ключицы воды, леворукие сны, лица, просыпанные, как мука, снежок жалобы, песок обид. Немного сухой, перетертой в ладонях змеиной кожи, щепоть огня.
        Она перебирает четки шепота. Она подвязывает к веткам разрозненное небо, как разноцветные лоскутки на память. / далее

Можно сказать, что серия «Поэты русской провинции» развивает направление, заложенное «Поэзией русской диаспоры» (НЛО). Цель одна и та же — вывести представление о русской поэзии за пределы Садового кольца, показать читателю единое неразрывное поэтическое пространство. В этом смысле новая книга самарской поэтессы Галины Ермошиной — фрагмент причудливой карты русской поэзии, может быть, не самый яркий, зато значимый. / далее

Поэтическое «воскрешение» Алексея Цветкова, промолчавшего несколько лет, вдруг «вынырнувшего» уже в совсем другую эпоху с лентой «Живого журнала», полной стихов, и ставшего для многих молодых поэтов, обитающих в Рунете, чем-то вроде гуру, вызвало много толков. / далее

Наконец-то поэзия стала частным, личным делом. Поэт — аутсайдер относительно любой, не только советской, системы. Теперь он уходит не в дворники или сторожа (хотя иногда и туда тоже), а в журналисты или служащие рекламного агентства — и продолжает свой поиск посредством речи. И стихи способны говорить сами за себя. / далее