Досье

Читая посвященные Парщикову материалы, написанные людьми, многие из которых (как Драгомощенко, Левкин, Иличевский) сегодня признаны и активны, понимаешь, насколько тесно осмысление ими Парщикова связано с их собственными творческими интенциями. Они, столь разные, принадлежащие к разным поколениям (Драгомощенко 1946 года рождения, Иличевский — 1970-го), через Парщикова — связаны, и эта «связь» важнее, чем влияние. Связь через «установку», смысл которой теперь можно понять лишь «рецептивно», ибо именно в осмыслении «витгенштейновской семьи» она дает школу — в таком виде не прекращающуюся со смертью основателя.

Ключевое для этой «установки» слово — «сложность». Но «сложность» не нарочитая, а неизбежная, связанная с фиксацией современной «картины мира» и с невозможностью отбросить и обойти представление о ее неоднородности после того, как оно «схвачено» и осмыслено. Поэзия, подчиненная этой установке, проблематизирует сам акт восприятия, подобно тому как постконцептуалистская установка проблематизирует акт творчества и речи. Все возможности высказывания исчерпаны, и нужно вернуться к вещам, говорят постконцептуалисты, с помощью «прямого высказывания», вернуться к «простоте» через усложнение коммуникативной стратегии речи. Противоположная установка исходит из обратного: сложность мира, его многомерность — неисчерпаемый источник поэзии, которая пишется без оглядки на уже-сказанное, но — феноменологически, фиксируя не воспринятый мир, а скорее мир в процессе «воспринимания» и само «воспринимание» мира. Что существенно меняет статус слова, деавтоматизируя отношения слова и вещи, приводя к семантическому сдвигу. Слово становится самозначимым (недаром Парщиков, да и все «парщиковцы» так интересуются Хлебниковым). Реальность теряет единство и раскладывается на множество плоскостей (как у Филонова). Вещи не удерживаются в своих границах и перетекают друг в друга (как в картинах сюрреалистов). В основе усложнения здесь — визуальная культура (Парщиков любил и тонко чувствовал фотографию, Жданов в настоящее время продолжает поэзию средствами этого искусства, Арабов пишет киносценарии). В контексте парщиковской школы литература всегда больше, чем просто литература. / далее

Сквозные темы этого стихотворения Алексея Парщикова — изменение прошлого под различными взглядами из будущего, природа и техника, тоталитарность и органичность. Субъект речи (в данном случае — субъект воспоминания, потому что все стихотворение — воспоминания различных людей), как минимум, двойственен, причем автор не обозначает моменты перехода речи от одного к другому. / далее

В 1990 году в аспирантуру моего университета, Стэнфорда, поступил Алексей Парщиков, которому тогда было 36 лет: мне посчастливилось читать ему курс по авангардной поэтике. То было замечательное время для русско-американских литературных и культурных связей. / далее

Алёша Парщиков поступил в аспирантуру Стэнфордского университета в сентябре 1990-го. Землетрясение за год до этого перебросило кафедры иностранных литератур с центральной площади кампуса, построенной то ли в романском, то ли в испаноколониальном стиле, в слепые фургончики, наспех установленные на периферии. Восьмистишье «Всё так и есть» описывает ландшафт его новой жизни — пустующий стадион, аспирантскую деревню, барбекю с незнакомыми людьми и откровениями на сейсмологические темы. / далее

Даже беглый обзор литературной критики, появившейся за последние десять, а то и двадцать лет, доказывает, что Алексей Парщиков — один из самых непрочитанных, непонятых, не включенных в медийный мейнстрим «художников современной жизни», если воспользоваться формулой Шарля Бодлера. Причем его печатно-публикационная карьера в эти годы складывалась вполне благополучно, если не сказать — успешно. / далее

Если бы у душевной жизненности, живоприимчивости, животворности была своя биологическая мера, Алеша пережил бы всех. Он был наделен разнообразными дарами, и не любительски обширными и смазанными, а с твердой хваткой мастера каждого дела. / далее

Его первое чтение «Я жил на поле Полтавской битвы» — здесь, тогда в Ленинграде, не столько удивило, сколько предложило иные предметы для рассуждения. Поставьте год. / далее

Сложилось так, что за Алексеем Парщиковым закрепилась слава метареалиста, отца-основателя этого направления. Многие более поздние авторы «поколения тридцатилетних», ограничить письмо которых этим определением язык не поворачивается, признают Парщикова своим учителем, во многом сформировавшим и определившим облик современной отечественной поэзии — наряду с такими культовыми фигурами, как Иосиф Бродский, Виктор Кривулин или Виктор Соснора / далее

Он взвинчивает скорость, ведя строку многоярусным смысловым потоком, схлестывая дискретность и непрерывность под разными углами, доводя эту скорость до точки силы, до обморочного равновесия, до иллюзии реверса, до запятой под пяткой падающего колосса. События движутся с разных сторон одновременно, меняя черты, ракурсы, перспективы. Сценарный подход; крупные планы, мизансцены, ремарки. Вниманье к теории кино, Эйзенштейн в закладках. Монтаж, нарезка. / далее

        Все, что он делал, было межжанровым и не укладывалось ни в какие привычные рамки — стихи, похожие на эссе и прозаические отрывки, напоминающие интеллектуально озабоченную лирику.
        Он и сам весь был таким, как его тексты — межжанровым, ершистым и непредсказуемым в своих поисках, непохожим на то, что делалось или писалось раньше. До него.
        Зато он был похожим на синтаксис своих текстов — свингующий, со смещенным центром тяжести. Энциклопедически образованный, Парщиков спрягал разнородные символы и явления в тугой, неразрешимый узел. / далее

        ...Алеша оборудовал себе метафизическую пещеру, уединение, в котором хранились стихи, письма, чтение.
        Там он жил со своим талантом, как в алхимической лаборатории, — музыка, художники, философы, из всего он извлекал смыслы и сопоставления, писал, гулял, один и с друзьями, — только в этой своей пещере он был свободен и не рассчитывал вообще ни на что. / далее

Суббота — девятый день от смерти Алексея Парщикова, но писать и сегодня сложно. Это не о личном, просто за двадцать пять лет все уже как-то так вместе, что не найти точки, из которой объяснишь, что именно он делал. Надо бы от чего-то оттолкнуться. / далее

В ночь на пятницу на 55-м году жизни в Кельне умер Алексей Парщиков, один из самых ярких поэтов 1980-х годов, участник одной из последних в России литературных группировок — метареалистов или метаметафористов. / далее

Алексей Парщиков: Я действительно не чужой в Москве. Я - один из тех, кто составил новую генерацию людей, имеющих возможность выезжать, не теряя гражданства, с меня фактически началось обучение представителей России в гуманитарной аспирантуре Стенфорда. Мы - те, кто уехал, не потеряв возможности вернуться. / далее

Много говорят о пристрастии Парщикова к технике. Но представляется, что в его основе — не увлеченность технологической утопией, а понимание того, что для современного человека техногенная среда ближе и привычнее природы. Кроме стихов, сборник включает и ряд эссе, одно из них посвящено детским впечатлениям, в которых — «части исковерканных аппаратов с неясными функциями», «люки, за которыми открывались пыльные лазы в трубопроводы с ржавыми кривыми скобками». / далее

Публикуемые ниже «заметки» были написаны в конце 80-х. С тех пор ситуация в чем-то прояснилась, и теперь можно попытаться набросать нечто вроде предисловия, чтобы на «простом» языке прояснить условия, смысл и последствия возникновения «мета-школы», напомнив заодно некоторые, может быть, уже отчасти забытые или не совсем известные факты. / далее

Гость Радио Свобода - известный поэт Алексей Парщиков, лидер московской школы метареализма, которая громко заявила о себе в конце 80-х годов. Он учился в киевской сельскохозяйственной академии, потом закончил литературный институт и аспирантуру Стэнфордского университета в США. С 1991-го года живет в США и Европе. Принадлежит, по его словам, к новой генерации советских людей, которые выезжали за границу, не теряя гражданства. Переводчик и популяризатор американской поэзии. Читает курс по русской поэзии в Голландии. О поэзии и политике с Алексеем Парщиковым беседовала московский корреспондент Радио Свобода Елена Фанайлова. / далее

Метареалистические тексты в максимальном своем проявлении описывали акт творения до его окончательного оформления, «еще до взрыва...», когда качества перепутаны одним клубком, нерасчленимы – и неизвестно, сколько ипостасей понадобится Богу для их оформления. / далее