О книге Аркадия Бартова «Жизнь как она есть»
Книжная полка Данилы Давыдова

Данила Давыдов
Новый мир
2008, №8
Досье: Аркадий Бартов
Аркадий Бартов. Жизнь как она есть (избранное). Миниатюры. СПб., «Геликон Плюс», 2008, 356 стр. («Другая книга»).


        Вновь речь о концептуализме, впрочем, на сей раз о петербургском, о его чуть ли не единственном представителе, прозаике Аркадии Бартове.
        Метод Бартова отчасти схож с работой его московских коллег. Так же как в случае картотек Льва Рубинштейна, книг Андрея Монастырского, циклов Дмитрия Пригова, перечислений и рядов Владимира Сорокина, Бартов оперирует сериями текстовых блоков, работает с принципом вариативности. Его тексты, впрочем, лишены тотального метатекстового нигилизма, критического по отношению к «нулевому уровню» высказывания. Как известно, есть как минимум два способа чтения концептуалистского текста: как художественного произведения и как метаязыковой рефлексии. Далеко не всегда эти способы взаимодополнительны; подчас они оказываются разновекторными, исключающими друг друга. Характерно в этом смысле замечание Михаила Айзенберга о приговских текстах: «На одном уровне восприятия они часть гигантской акции, а на другом <…> немного странные смешные стихи, попадающие под определение „ироническая поэзия». Но парадокс в том, что они действительно могут читаться двояко, их второе существование хоть и ущербно, но совершенно законно».
        Принципиально, однако, генетическое и типологическое родство Бартова с ленинградской неподцензурной литературой (особенно с хеленуктами и Анри Волохонским) и с московским андеграундным кругом самиздатского журнала «Эпсилон-салон»: здесь присутствовал Сорокин, но были и неконцептуалистские в прямом смысле авторы (Николай Байтов, Игорь Левшин), работавшие с более неуловимыми механизмами «деавтоматизации слова через его автоматизацию». То, что, по Айзенбергу, «ущербно» в отношении Пригова (хотя историческая перспектива может сместить акценты и придать его поэзии сугубо лирический характер, как это уже произошло с Рубинштейном), вовсе не смотрится так в случае Бартова.
        Бартов вполне сознательно оперирует блоками текстовых фрагментов, как будто бы «однородными» (в отличие от приговского или сорокинского подчеркнутого «забалтывания» текста к финалу). Исключение здесь, пожалуй, составят тексты вроде «Пожара в сельском клубе» или «список» (таково обозначение жанра) «Лысые дети Джона и кошка на ковре». Но уже цикл «Мухиниада» прочитывается как печальная притча о тщетности обыденной жизни, а блистательные «Сто новелл об одном короле» — как набор универсальных культурологических пародий на жанр притчи. При этом и тот и другой циклы построены на одном приеме: варьировании сюжетных ходов в крайне ограниченном текстуальном пространстве; в результате само варьирование оказывается предсказуемым, но его очередность и результат — нет, что и производит требуемый эффект. «Недолгое знакомство» с подзаголовком «Венок сонетов» (вспоминается «Сонет» Хармса, вообще имеющего непосредственное отношение к нашему разговору) демонстрирует контраст между низким материалом и высоким, не смешивая их, но просто сопоставляя.
        Методом Бартова оказывается скорее не деформация канона (как у московских концептуалистов), но демонтаж: перегруппировка материала без его искажения позволяет выстраивать блестящие метонимические модели литературы.






Наш адрес: info@litkarta.ru
Сопровождение — NOC Service