Москва Мурманск Калининград Санкт-Петербург Смоленск Тверь Вологда Ярославль Иваново Курск Рязань Воронеж Нижний Новгород Тамбов Казань Тольятти Пермь Ростов-на-Дону Саратов Нижний Тагил Краснодар Самара Екатеринбург Челябинск Томск Новосибирск Красноярск Новокузнецк Иркутск Владивосток Анадырь Все страны Города России
Новая карта русской литературы
Страны и регионы
Города России
Страны мира

Досье

Публикации

к списку персоналий досье напечатать
  следующая публикация  .  Александр Давыдов  .  предыдущая публикация  
Александр Давыдов: «Чем больше переводов, тем лучше…»
Интервью с Александром Давыдовым

22.01.2009
Интервью:
Ян Лазовский
Досье: Александр Давыдов
        В издательстве «Русский Гулливер» вышла книжка переводов французской поэзии «Французская поэзия от романтиков до постмодернистов». А. Давыдов, известный прозаик и переводчик (во вступлении к его публикациям в «Строфах века — 2» он назван лучшим переводчиком Аполлинера), собрал свои переводы Макса Жакоба, Верлена, Рембо, Аполлинера и многих других под одной обложкой.

        — Александр, не успел я купить вашу книжку, чтобы, так сказать, в одиночестве и с наслаждением почитать Верлена с Рембо и Жакоба с Аполлинером, как г-н Топоров произнес вам целую надгробную речь — мол, коль скоро перевод Верлена существует, «перепереводить» его не обязательно...
        — Я тоже прочел эту статью и, признаться, несколько удивился. Во-первых, г-на Топорова многие путают с другим Топоровым, культурологом и блестящим человеком. Тем более у них совпадают начальные буквы имен — правда, тот был Владимир, а не Виктор. Эта путаница давно уже происходит, хотя Владимир Топоров уже умер — года три, по-моему, назад...
        Так вот, многие — даже весьма образованные люди — путаются и шепчутся с уважительным недоумением: как, мол, мог Владимир Топоров высказаться столь легкомысленно?
        — То, что перепереводить литературу не следует, — это, по-вашему, легкомысленное высказывание?
        — По меньшей мере. Пафос по отношению к новому переводу Сэлинджера мне не слишком понятен. То, что существует блестящий — тут не поспоришь — перевод Райт-Ковалевой, ни в коем случае, по-моему, не отменяет других попыток. Ибо, следуя логике Топорова, Любимову не следовало переводить Пруста, коль скоро уже был перевод Франковского...
        — А вам не следовало переводить того же Аполлинера, так?
        — По этой логике — да. Но почему, собственно? Как мне одна дама, не слишком образованная, но амбициозная, как-то сказала: мол, зачем вы переводите, ведь уже есть переводы — ну, скажем, Рембо?
        — И что вы ей ответили?
        — Ответил, что потому и есть, что мы, переводчики, переводим французских поэтов.
        — Таким образом, вы считаете, что канонического перевода не существует?
        — Ну что значит «существует — не существует»? Время меняется, меняется и язык... И потом, нельзя сказать, что какой-то, пусть самый блестящий, перевод конгениален первоисточнику. Что касается стихов, то тем более ни один перевод нельзя считать окончательным. Что касается прозы — я пока не читал перевода Немцова, на которого так набросился г-н Топоров, но, возможно, это не самый на свете плохой перевод?
        — Что бы вы могли сказать по поводу Пастернака как переводчика? Многие, признавая его переводческий талант, тем не менее сетуют, что в его интерпретации слишком много отсебятины...
        — Да, он был переводчик субъективный и переводил не слово словом, фразу фразой, а как бы гениальность гениальностью. Мне кажется, его «Гамлет» — лучший, хотя и далеко не самый благозвучный.
        — Тогда опять-таки, может быть, больше не нужно возвращаться к переводу «Гамлета»?
        — Сложный вопрос. С Шекспиром вообще происходит вечная путаница. Тут масса мнений и сомнений, и это предмет особого длинного разговора.
        — Вы полагаете, каждый культурный перевод способен обогатить оригинал?
        — Абсолютно. Скажем, существует два перевода Бёрджесса, его книги «Заводной апельсин». Так вот, в одном переводе его русские слова заменены нашим англоязычным сленгом (шузы, френды и т.п.), а в другом эти самые русские слова, которые употреблял Бёрджесс, оставлены, как в оригинале, латиницей (malenkaja kisa и т.п). В первом случае, по-моему, получилось лучше: возник образ.
        — Как вы расцениваете русский язык в смысле как язык для перевода?
        — Я как-то прошел курс изучения русского как иностранного, что позволило мне взглянуть на свой собственный язык несколько со стороны. Я понял, что русский очень хорош для перевода — именно благодаря своей нерегулярности, текучести, пластичности.
        Когда, допустим, переводишь французскую прозу, там все эти цепочки: подлежащее, сказуемое, дополнения и т.д., а по-русски как-то так извернешь фразу — и всё передано. Может быть, благодаря этой пластичности языка у нас сохранилась — чуть ли не в единственной стране! — традиция переводить стихи, точно передавая, кроме образов, ритм и рифмовку.
        Конечно, английский, французский — великие языки, со своими достоинствами и средствами выражения, но русский, мне кажется, более удобен для перевода.
        — Что бы вы могли сказать о своем уникальном опыте — переводе Рильке с русского на русский? (Рильке написал несколько стихотворений на русском языке, почти не зная его. — Авт.).
        — Мне давно хотелось это сделать — сразу после того, как я прочел эти стихи Рильке, написанные в качестве эксперимента на языке, которого он почти не знал. Мне показалось, что за ними стоит настоящая поэзия, которую он не мог выразить из-за плохого знания русского.
        Я решил провести эксперимент: не пересказать, не переложить, а именно что перевести эти стихи — с точным соблюдением ритма и рифмовки. Что получилось, мне трудно судить, но для меня ценно одобрение Михаила Гаспарова, который написал мне в письме, что даже не предполагал, что такое возможно...
        — Ваша книга называется «От романтиков до постмодернистов». Что-то слышится родное...
        — Ну да, квалифицированный читатель сразу поймет, что тут перекличка с названием знаменитого сборника «От романтиков до сюрреалистов» блестящего переводчика Бенедикта Лифшица.
        — Что бы вы могли сказать насчет такого суждения, что переводчик, дескать, приносит себя в жертву? Несколько лет назад в Петербурге даже был семинар под названием «Перевод как жертвоприношение».
        — Да, иные настолько растворяются в переводе, что очень медленно реализуются в собственном творчестве. Взять того же Гелескула, гениального переводчика. Однако никто и никогда не слышал его стихов. Ну по крайней мере я не слышал, хотя, если бы они были, по идее должен был бы...
        Казалось бы, такой мощный поэтический талант должен был бы реализоваться, но, видимо, был целиком отдан в жертву переводу. Между тем многие крупные поэты — Мандельштам, Цветаева, Ахматова и Пастернак отчасти — себя экономили, рассматривая перевод не как первостепенное, а как вынужденное занятие.


  следующая публикация  .  Александр Давыдов  .  предыдущая публикация  

Герои публикации:

Персоналии:

Последние поступления

06.12.2022
Михаил Перепёлкин
28.03.2022
Предисловие
Дмитрий Кузьмин
13.01.2022
Беседа с Владимиром Орловым
22.08.2021
Презентация новых книг Дмитрия Кузьмина и Валерия Леденёва
Владимир Коркунов
25.05.2021
О современной русскоязычной поэзии Казахстана
Павел Банников
01.06.2020
Предисловие к книге Георгия Генниса
Лев Оборин
29.05.2020
Беседа с Андреем Гришаевым
26.05.2020
Марина Кулакова
02.06.2019
Дмитрий Гаричев. После всех собак. — М.: Книжное обозрение (АРГО-РИСК), 2018).
Денис Ларионов

Архив публикаций

 
  Расширенная форма показа
  Только заголовки

Рассылка новостей

Картотека
Медиатека
Фоторепортажи
Досье
Блоги
 
  © 2007—2022 Новая карта русской литературы

При любом использовании материалов сайта гиперссылка на www.litkarta.ru обязательна.
Все права на информацию, находящуюся на сайте, охраняются в соответствии с законодательством РФ.

Яндекс цитирования


Наш адрес: info@litkarta.ru
Сопровождение — NOC Service