Слово «Евтушенко» не требует добавления «поэт»
Сергей Чупринин о премии «Поэт».

Интервью:
Майя Кучерская
Полит.Ру, 24.05.2006
        Сергей Иванович, согласны ли Вы с утверждением, что сегодня в России нет национального поэта?
        Это премия, которую мы вручаем, называется национальной. А поэт — он, мне кажется, может быть замечательным или посредственным, творцом или ремесленником, но никак не национальным или, Господи помилуй, антинациональным. Поэтому, мне кажется, тоска по национальному поэту того же происхождения, что и лихорадочные поиски национальной идеи. Такая же абстракция. Будто поиски черного кота в темной комнате. Поди, мол, туда, не знаю куда. Я не знаю, кого можно назвать национальным поэтом. Пушкина? Ну, да спустя десятилетия после его смерти, после речи Достоевского и всего, что с многими поколениями российских детей сделала российская школа, наверное, можно. Стало можно. А дальше кто? Есенин? Рубцов? А почему не Хлебников или Мандельштам — это тоже, по Вашему, национальные поэты?
        Хлебников — не уверена, Мандельштам — конечно.
        Правда? А по мне так, Хлебников и Мандельштам не национальные, а просто замечательные поэты. И этого достаточно. Так что общество поощрения русской поэзии не ставит перед собой задачу поиска национального поэта. Перед жюри стоят совсем другие задачи. Первая. В связи с крушением советской империи и почти совпавшей с этим событием смертью Бродского, в сознании людей разрушилось представление о том, что в поэзии есть, все-таки есть ценностей незыблемая скала. И есть, соответственно, иерархия дарований, нормальная система сил, мер и весов, которая по умолчанию, то есть без специальных доказательств, могла бы принята большей частью читающего сословия. Разумеется, не всей нацией, потому что всей нации глубоко все равно — великие поэты Рубцов и Бродский, национальные или нет.
        Давая премия одному, другому и, будем надеяться, третьему, четвертому, пятому поэту, мы всего лишь хотим восстановить вот эту самую иерархию и представление о высшей лиге в современной поэзии. И надеемся, что наши решения, когда они будут представлены уже не одним-двумя, а репрезентативным числом имен, будут также приняты значительным большинством читателей поэзии. Сейчас мы только в начале пути.
        Решение о присуждении премии Олесе Николаевой литературным сообществом было воспринято как неожиданное и далеко не безусловное...
        У членов жюри всегда есть две возможности — подтвердить общее мнение или утвердить собственное, не всеми еще пока разделяемое. Первая премия «Поэт» была присуждена Александр Семеновичу Кушнеру, и это явилось подтверждением статуса, который у Кушнера есть и без нас. Ему эта премия ничего не прибавила. Кроме денег, конечно. Мы только подтвердили: Александр Кушнер — один из крупнейших поэтов современной России. И вот второе вручение, многим показавшееся неожиданным. Назови мы Чухонцева, Ахмадулину, Лиснянскую или Межирова — раздражения у охотников пораздражаться, наверное, было бы не меньше, зато вопросов бы явно не было. Но мы в этом году мы пошли по другому пути, вполне сознательно не подтверждая, а утверждая. Что Олеся Николаева — поэт, который принадлежит к высшей лиге современных стихотворцев. Как и Кушнер. Как и те блистательные поэты, чьи имена я только что назвал.
        Представляется, что об «утверждающей» функции премии, речи никогда не шло. Обычно говорилось о том, что премируются поэты статусные.
        Поскольку все интервью давал я, могу твердо сказать, я этого не говорил. Я всегда лишь повторял: не ждите открытий чудных и, соответственно, скандала, не ждите фигур, вызывающих недоумение: а это-то еще кто такой? Олесю Николаеву читателям поэзии представлять, слава Богу, не надо. У нее есть свое, только ей принадлежащее пространство в космосе русского стиха. И есть заслуженно высокая репутация или, если хотите, слава, — может быть, не слишком громкая, зато устойчивая.
        Хотелось бы вернуться к вопросу о национальном поэте. Ограничим значение этого выражением статистикой. Национальный поэт — это поэт, которого все знают, все читают, имя его на слуху. Такого поэта у нас нет?
        Согласно вашему определению национальным поэтом еще недавно следовало бы признать Евтушенко. Слово «Евтушенко» не требует добавления «поэт». Евтушенко, Вознесенский, Ахмадулина вполне могли позвонить и в ЖЭК, и в Политбюро и сказать — это Ахмадулина, это Евтушенко. И ничего больше не добавлять, потому что и так было понятно, кто звонит. Среди тех, кто появился на литературном поприще в последние 20 лет, таких имен, что стали притчей на устах у всех, действительно нет.
        Может ли такая фигура все-таки появиться в будущем? Что должно для этого измениться?
        Есть несколько соблазнительных вариантов ответа. И одну версию, что должен, мол, наконец народиться поэт, исключительного дарования, чей голос будет звучать, как колокол на башне вечевой, ну и т.д., так вот эту версию мы даже не будем обсуждать. Сколько живу на свете, все это время ждут Пушкина. Тарковский говорил о скором явлении Пушкина, Егор Исаев говорил. Годами жить в режиме ожидания или, если угодно, гадательности, мне кажется, неперспективно. И вариант второй. Для того, чтобы такой поэт появился, а вернее стал повсеградно оэкранен и повсесердно утвержден, должны измениться обстоятельства времени и места. Гласность, как в эпоху оттепели, когда что-то уже разрешено, а что-то еще нужно пробивать с боями, в этом смысле куда предпочтительнее нынешней свободы слова. Ибо только человек, который расширяет пределы гласности, становится больше, чем поэтом, только он обречен на колоссальную известность.
        И наконец вариант третий. Как-то я прочитал интервью с французской журналисткой из крупной газеты, Ле Монд или Фигаро, не помню. Ее спросили: можете ли вы как литературный обозреватель и может ли ваша газета сделать кого-то известным. Она ответила: одна наша газета — нет. Но если договорятся пять или шесть газет нашего уровня, тогда да. Заговор СМИ на наших глазах уже несколько раз осуществлялся — в случае прохановского «Господина Гексогена», в случае Сорокина. Сейчас он осуществляется в одном изводе с романом Максима Кантора, в другом — с «Духless» Сергея Минаева, вполне ординарной книгой, за два месяца вышедшей более чем 100-тысячным тиражом. Вспомним известное высказывание Льва Николаевича Толстого «Если дурные люди так легко объединяются...» Вот и вообразите себе объединенные усилия доброхотов, да еще при участии государства...
        То есть можно попросту сделать поэта?
        Поэта — нельзя. Но публичную знаменитость — запросто. С полпинка, как дети сейчас говорят. Дело трудоемкое, зато вполне рукотворное.
        Конец ХIХ века был эпохой, когда тоже давно не было на свете Пушкина, не было национального поэта, но была национальная поэзия. Было бурление, плодоносный слой, которые и являлись национальной поэзией. Сейчас в Москве, Питере, в основном на площадках клубов идет бурная поэтическая жизнь — поэтические вечера, выступления, состязания по слэму, фестивали, — казалось бы, чего больше? Но отчего-то эта клубная жизнь в национальную поэзию не превращается.
        Аналогия с концом ХIХ века — выигрышная, но смотреть так далеко совсем не обязательно. Есть и более близкие примеры — долгие годы между смертью Ахматовой и поздней осенью 1987 года, когда Нобелевский комитет сообщил, что «наше все» отныне — это Бродский. Вы только представьте себе: работали Тарковский и Самойлов, Рубцов и Слуцкий, Левитанский, Петровых, Окуджава, Мартынов, а публика кисловато морщилась: ну нет, мол, у нас национального поэта и все тут. Пора бы нам научиться быть благодарными поэтам — своим современникам. Пора бы!
        Вы следите за современной поэзией?
        Последние 15 лет о поэзии я не пишу. И слежу за процессом меньше, чем следовало бы. Видимо, это возрастное, и видимо, те кубометры стихотворных строчек, которые вошли в память с юности, не дают поместиться новым привязанностям. Но в целом мне кажется, что поэзия у нас сейчас совсем не в плохой форме. Истинно значительных поэтов, разумеется, не много, но их много и не бывает.
        А то, что традиционное для России пирамидальное устройство литературы сменилось горизонтальной городской застройкой, мне кажется, нормально. Хотя и в горизонтальной застройке пытливый взгляд обязан выделять те достопримечательности, те фигуры, которые стоят особой нашей любви. И особой благодарности.
        Премия «Поэт» задумана как закрытая, и все же любопытно было бы узнать механизм процедуры отбора?
        Согласно регламенту, каждый из нас должен был на старте назвать по два имени, причем не выделяя своего предпочтения. Мог, соответственно, получиться список из 20 имен. А назвали всего 10. И стало ясно, что у критиков, чьи взгляды во многом расходятся до чрезвычайности, есть поле для спокойной дискуссии. И для согласия, что и подтвердилось чередой мягких рейтинговых голосований. Каждый, разумеется, защищал свой личный выбор, но с полным осознанием того, что и иной выбор тоже заслуживает уважения.
        Никакого давления, подсказок со стороны учредителя премии не было ?
        Финансистом премии является РАО «ЕЭС России», а куратором — член правления компании Леонид Гозман. Так вот о том, кто стал лауреатом, он услышал на пресс-конференции. К чести своих партнеров могу сказать, что они за прошедший год не только ни разу не высказали своих предпочтений, но мужественно удержались даже и от самого простого, такого простительного любопытства.
        Как на оглашение имени лауреата отреагировала пресса?
        Было, сколько я знаю, более 80 откликов бумажных и электронных СМИ. Значит, весть, нами посланная, разошлось от Москвы до самых до окраин, и значит, тысяча, десяткам тысяч людей напомнили, что в России и сейчас есть замечательные поэты.
        80 откликов — это больше, чем в прошлом году?
        Заметно больше.
        А сколько среди них отрицательных?
        Кажется, всего три. Один — кстати у вас, на «Полит. Ру» — принадлежит Глебу Мореву, и из него явственно следует только то, что Глеб Морев предпочитает поэзию другого типа (см. форум к данному интервью — «Прагматика культуры») . Я ценю его мнение, и рад, что оно учитывается жюри премии Андрея Белого, которая определяет в первые русские поэты Ярослава Могутина, Елизавету Мнацаканову и Михаила Гронаса, а в прозе выбирает бессмертные творения Маргариты Меклиной и Юрия Лейдермана. Они вправе делать такой выбор, как вправе, я надеюсь, и мы выбирать — сначала Кушнера, затем Николаеву. Со вторым отрицательным отзывом выступил Дмитрий Ольшанский, написавший, что премия ужасна, так как ее дали поэту, имя которого он не сумел предугадать. Зная, впрочем, протеистическую, переменчивую натуру этого критика, я абсолютно уверен, дай мы премию фавориту всеобщих ожиданий, Ольшанский с еще большим энтузиазмом написал бы, что это форменное безобразие, что дают, мол, все одним и тем же. И, наконец, наследил Александр Шаталов, уже в «Литературной газете», решив обратить внимание нашего спонсора на то, что пока член правления РАО ЕЭС Леонид Гозман ведет спор с иерархами православной церкви, от имени компании, где он занимает руководящий пост, премию дают религиозным поэтам, а они своим творчеством будто бы отрицают те самые либеральные ценности, которые дороги и Чубайсу, и Гозману, и всем, уж поверьте, членам нашего жюри. Гаденькая такая заметочка, в стилистике идеологического доноса.
        И как на нее отреагировали в РАО «ЕЭС России»?
        Разумеется, никак. Они люди умные и к провокациям относятся так же, как и мы с вами — с холодным недоумением. Тем более что все остальные публичные оценки нашего выбора были либо нейтрально-информативны, либо положительны.
        О чем, на ваш взгляд, говорит эта всеобщая расположенность к премии?
        Мне кажется, о том, что читающее сословие уже готово по умолчанию принять складывающуюся на наших глазах иерархическую таблицу современной поэзии. Еще совсем недавно у читающего и, тем более, пишущего сословия в ходу был подростковый нонконформизм: любое высказывание вызывало либо энергичный протест, либо всплеск глумливого ерничанья. Теперь мы, надеюсь, повзрослели. И возникла потребность в согласии — пока хотя в связи с премиальными сюжетами. И меня это обнадеживает: значит, все-таки и в нашей супергиперпупер-плюралистичной стране можно о чем-то договориться.
        Церемония награждения назначена на 24 мая — день рождения Иосифа Бродского, это случайность?
        Усилю комизм ситуации: это, помимо Бродского, еще и день рождения другого нобелевского лауреата — Михаила Шолохова. Случайно ли сие, лучше спрашивать у астрологов.






Наш адрес: info@litkarta.ru
Сопровождение — NOC Service