Марина Бородицкая родилась в Москве. Окончила Московский институт иностранных языков имени Мориса Тореза. Автор 5-ти лирических сборников, 12 книг стихов для детей, книги сказок и многочисленных переводов. Ведёт передачу «Литературная аптека» на «Радио России». Лауреат премии имени К. Чуковского «Золотой крокодил» и премии имени С. Маршака.
— Часто писатели становятся детскими писателями, сочиняя истории для собственных детей. У вас всё начиналось так же?
— И так, и не так. Я как трёхголовый дракон. Кажется, я в каком-то интервью уже употребляла эту метафору. Но что поделать: это — правда! Одна голова сочиняет для детей, другая пишет совершенно взрослую лирику, третья переводит. Регулярно вырастает ещё и четвёртая голова, и тогда я веду передачу на радио.
В начале 70-х я поступила в инъяз и сразу увидела в вестибюле объявление про литстудию «Фотон». Её вели прекрасные переводчики поэзии — Андрей Яковлевич Сергеев, Евгений Михайлович Солонович и Павел Моисеевич Грушко. Их принцип был таким: этому нельзя научить, но этому можно научиться.
Я долго стеснялась читать что-то своё. Стеснялась даже сесть в первый ряд. Ко мне обращались «О вы, стоящая у стены». Всё началось с переводов стихов Милна. Всё, что я любила и понимала, сошлось в одной точке: и народно-песенная веселая стихия, и шаманство стихотворное, и детскость. Тогда мои руководители сказали: ага, машинка заработала!
А своё детское я начала писать, когда старшему сыну Андрюше было года полтора. Я как-то вдруг поняла, что детские стихи пишутся тем же веществом, что и взрослая лирика. Мы просто тянем из себя эту нить, как паучки. Ещё нужно иметь стереоскопическое зрение: одновременно смотреть и глазами своего внутреннего ребёнка, и глазами своего взрослого «я».
Потом у меня было ещё много учителей. Но самым замечательным был человек, который не вёл никакой студии, — Валентин Дмитриевич Берестов. Это поэт на все времена, на все аудитории. Я ещё в отрочестве, прочтя стихи Берестова в журнале «Юность», поняла, что вот так я хочу писать. Так надо писать.
— Книжка, недавно вышедшая в издательстве «Самокат» — «Прогульщик и прогульщица», — она ведь тоже для всех?
— Я благодарна этому издательству: они меня специально попросили составить книжку так, чтобы она была и детская, и взрослая — или по крайней мере «на вырост». И я эту книжку очень люблю.
А стихотворение «Прогульщик и прогульщица» — как раз из тех, которые кочуют из взрослых книжек в детские. Это же про любовь и обручение! Редко удаются стихи, взывающие одновременно и к внутреннему взрослому, которого провидит в себе каждый ребёнок, и к внутреннему ребёнку взрослого.
— А, кстати, это автобиографическая история, в «Прогульщике и прогульщице»?
— Да, это совершенно конкретный мальчик. И прогулы были, и бульвары, и эти номерки, надетые на пальцы.
— Вы прогуливали??
— Сначала я была очень хорошей ученицей, а в девятом классе как с цепи сорвалась. Я перешла из строгой двадцатой школы, где директор мог сказать, например: «По комсомольской линии к тебе большие претензии, на характеристику в институт не рассчитывай!», в либеральную тридцать первую. Всегда была в классе «А», а тут попросилась в «Б». В этом классе было как-то модно прогуливать, влюбляться, долго и подробно разговаривать об отношениях… Я позже написала об этом:
Ещё последняя нам сласть
дана в наследство:
Сначала в отрочество впасть,
не сразу в детство.
О, там обиды велики,
победы хрупки,
Но утешают пустяки:
косынки, юбки.
Там каждый взгляд, что бросил он,
и вздох невнятный
С подругами обговорён
тысячекратно.
Там можно сделать встречный шаг
как одолженье,
И целоваться просто так,
без продолженья.
— И всё-таки — наверное, не вся поэзия и проза должна быть универсальной? Что касается специальной детской литературы, должны ли родители влиять на «круг чтения» ребёнка?
— Вкус очень легко испортить. Фильтр должен быть. Этот книжный базар, извините за неологизмы, должен как-то фильтроваться. Книг сейчас — море разливанное! Вы приходите в магазин, видите яркие обложки, внутри — картинки, под ними подписи в рифму. Это поэзия? Если в семье есть традиции чтения, хорошо. А если нет? Человек может схватить книжку со стишками типа «Вот моя нога, она пошла туда» и потащить сыну или внуку. Тут нужен лоцман. И таким лоцманом должен быть продавец в книжном. Надо бы проверять кандидатов на литературный вкус, на образованность хотя бы минимальную. Ведь эти девочки никогда не слышали о Берестове и об Ирине Пивоваровой! А они должны советовать. Говорить, например, что Чуковский — это то, без чего нельзя.
И, конечно, библиотекарь тоже должен быть таким лоцманом.
— Библиотекарь? А живы ли детские библиотеки?
— Я думаю, в них снова начнут ходить. Уже начинают. Маятник всё-таки уже качнулся обратно. Вот гнали-гнали бесконечные энциклопедии — и наконец стали издавать хорошие книги! «Самокат», «Розовый жираф» — я очень беспокоюсь за эти маленькие издательства. Выживут ли они?
— Их судьба зависит и от того, будут ли наши дети читателями. Нужно ли воспитывать читателя? И как?
— Сергей Гандлевский как-то сказал, что родители должны животом ложиться на телевизор, чтобы закрывать его от ребёнка. Он настаивал, чтобы сын читал по полтора часа ежедневно, даже будильник ему заводил. И вот папа как-то раз посмотрел, на чем остановился сын, вскочив по звонку и убежав к компьютеру. Мальчик прервался на словах «Внезапно Холмс…»
Всё! Кошмар, конец света!
Когда ребёнок просто сидит и смотрит на картинку, сопровождаемую звуком, — компьютер, телевизор, киноэкран, — он находится в полном «расслабоне». У него не работает воображение, оно потихоньку сохнет, сворачивается, отпадает как рудиментарный орган. Воображение начинает интенсивно развиваться, когда человек читает книжку и всё «кино» прокручивается у него в голове. Особенно когда этому человеку уже 12 и он читает Майн Рида или Дюма. Он сам скачет по прерии, сам сражается с гвардейцами кардинала… Все эти книжки способствуют развитию воображения.
Вопрос: зачем оно нужно? Очень просто. Только человек с воображением может представить, чтó в голове или на душе у другого. Но самое главное — человек, лишённый воображения, не понимает, что другому тоже больно. Человек, отдавший приказ шмалять из огнемета «Шмель» по спортивному залу школы в Беслане, — у него не было воображения…
Хотя будильник — это всё же напрасно. Я так в детстве музыкой занималась, под будильник — одной рукой по клавишам, а на коленях книжка.
— Но что же делать? Как воспитывать из ребёнка читателя, если без будильника?
— Есть много способов. Во-первых, любой маленький ребёнок хочет что-нибудь делать вместе с мамой или с папой. Читать вслух! Правда, когда в семье читают вслух, ребёнок часто не хочет читать сам. Тогда можно так: читаешь красиво, с выражением до слов «Внезапно Холмс…», а потом — «Всё, у меня дела!» Полезно ещё сказать построже: «Без меня дальше не читайте». Конечно, если ребёнок уж очень послушный, то не стоит, а если неслух — то можно. И книжку оставить на видном месте.
Или — мама моет посуду, у неё мокрые руки, читать она не может, и это несправедливо. Надо почитать ей вслух. В этом случае маме лучше выбрать, скажем, О’Генри. Может, Чехова или Гоголя даже, что-то смешное. Не Пруста! Или, если «клиент» помладше, маме может срочно захотеться узнать, чем же закончилась история Мэри Поппинс.
Второй способ — прямой запрет. Отлично работает с подростками. «Эта книга для умных людей. Тебе рановато. Там слишком много секса и насилия».
Мой старший после такого предупреждения читал «Войну и мир» под одеялом с фонариком. Правда, когда я попробовала тот же трюк с младшим, он сказал: «Мам, ты эти педагогические штучки оставь при себе, с Андреем прошло, а со мной не проканает».
Тогда по-другому приходится. Можно создавать «семейную феню» — тайный язык, связанный с прочитанным. Это сближает, сплачивает семью. Одно только словечко, — и ты сразу понимаешь, что это для своих, что ты внутри круга.
Раньше ещё могла помочь школа. Ты приходил в пятый класс, тебя спрашивали: «Трех мушкетеров» читал? Нет? Всё, ты изгой. Сейчас этого нет. Надежда только на семью. Или на друзей — если в компании хоть кто-то читает, то постепенно зачитают все.
Кстати, с определённого возраста чтение и заучивание стихов имеет косметический эффект. Особенно у девочек — меняется лицо, появляется что-то этакое в глазах, загадочность какая-то.
— О, это уже рецепт! Ваша программа на «Радио России» называется «Литературная аптека» — кому и что выписываете?
— Знаете, как обычно такие вещи происходят — на скрещении чьих-то воль, как сказал бы Лев Николаевич.
Я прочла стихотворение Кушнера «Быть нелюбимым! Боже мой! / Какое счастье быть несчастным!..», и меня как по голове ударило. Я подумала: если бы в 18 лет, когда меня бросил любимый мальчик и мне казалось, что жизнь кончена и мир перевернулся, и я жутко страдала и в то же время упивалась своим страданием, — если бы я наткнулась на эти стихи тогда, это было бы для меня — ну, как открытие пенициллина для раненых во Вторую мировую войну.
Когда мне попалось это стихотворение, моя лучшая подружка страдала от неразделённой любви. А нам было уже за 30. Я заставила её заучить Кушнера наизусть и повторять много раз, а потом мучила расспросами, помогает или нет. Я ходила и думала: вот если бы по радио прочесть эти и ещё какие-нибудь стихи, а кто-нибудь услышал бы, и ему стало бы легче… И тут звонит Жанна Переляева, ведущая детских программ на «Радио России», и спрашивает, нет ли у меня какой-нибудь идейки — не для малышей, а «для постарше». Так и родилась «Литературная аптека». Это было 12 лет назад.
Формат такой: мы выбираем «болезнь» и рекомендуем лекарства. На пространстве этой маленькой — 25 минут — передачи вы можете от японской писательницы XI века Сэй Сёнагон перескочить к Давиду Самойлову. И всё это в рамках одного рецепта — от хандры или неразделённой любви, от одиночества и так далее.
Я, конечно, не обманываю себя — в Москве нашу передачу знают не многие. Но зато нас слушают по всей России!
И нам удалось этой программой как-то прикоснуться к чужим жизням. Знаете, какие нам присылали письма! Одна женщина написала, что «Сага о Форсайтах» её практически от самоубийства спасла. Она оказалась в глухой сибирской деревне, пьянство кругом, отчаяние. И она постоянно смотрела на потолок, из которого торчал крюк — на такие раньше люльки вешали… Вдруг ей попала в руки «Сага», и она просто сбежала в чужую жизнь. Литература — это же убежище. А иногда и бомбоубежище. Особенно когда ты подросток и над тобой постоянно что-нибудь свистит и грохочет!
— Допустим, мы воспитали из ребёнка читателя. А как воспитать писателя?
— Вундеркинды — очень тонкая материя. Такого ребёнка надо тщательно оберегать от родителей.
Представьте картинку. Я веду мастер-класс. Девочка лет десяти кашляет душераздирающе в течение всего этого несчастного семинара. Приходит мама за дочкой и спрашивает: «Что вы нам посоветуете, Марина Яковлевна?» Чётко говорю: «Мукалтин натощак, дважды в день амбробене, только после семи вечера не давайте…» — «Да нет! В творческом плане что вы посоветуете?» В творческом плане, а? Написать о своей матери-волчице! Посоветовала ей вылечить ребёнка от бронхита и не таскать его по улице в таком состоянии.
Или после какого-то награждения одарённых детей подошёл чей-то папаша. Я совершенно искренне сказала: у вас чудесная девочка! «Да, спасибо большое. А посоветуйте нам, пожалуйста, как издать книгу?» Я посоветовала ему залезть в Интернет и прочитать историю Ники Турбиной.
— Невозможно не спросить детского поэта о его собственных детях. Ваши были мамиными фанатами или скорее критиками? Гордились или стеснялись?
— С одной стороны, пишущая мать — это, конечно, круто. Можно похвастаться: вот книжка — между прочим, это моя мама написала. А с другой стороны — что, если в этой книжке ты выведен младенцем? Без штанов! Тебя всё время подстерегает опасность превратиться в персонаж.
Младший меня спрашивал: «Мамочка, у тебя опять в головке стлофа?» И вечно эта строфа в башке! А человеку хочется, чтобы мама, например, вкусно и часто готовила, а не курицу с гречкой сразу на три дня.
Так что к моим детским стихам у них отношение сложное. А взрослые — в целом одобряют.
Старший, Андрей, окончил психфак МГУ, работает в отделе кадров крупной российско-немецкой компании. Младший, Сережа, учился в РГГУ, на истфилфаке. Очень «денежная» у него специальность — историк-медиевист! Работает в строительной фирме…
Ну, конечно, я довольна. Всем довольна! Лишь бы они были живы, здоровы, целы и на свободе.
|
