Сергей Круглов. Переписчик. М.: НЛО, 2008
Известность пришла к Сергею Круглову стремительно. Еще вчера его знал лишь узкий круг почитателей, читавший стихи Круглова на поэтических сайтах и в православных блогах. Но за истекшие полтора года в свет вышло сразу три сборника поэта, последний, «Переписчик», — в модном НЛО. В ноябре Круглов приезжал представлять книгу из родного Минусинска в Москву, выступал при аншлаге, а вскоре получил премию Андрея Белого (поделив ее с поэтом Владимиром Аристовым).
Самая рафинированная литературная премия, созданная для поощрения «инновации в литературе», обычно отмечавшая тексты экспериментальные, рассчитанные на читателя продвинутого и элитарного, на этот раз остановила выбор на поэзии совсем иного рода. Стихи Сергея Круглова просты, доступны, сюжетны. Конкретны и осязаемы.
Лирическому вздоху, фиксации неуловимого Круглов предпочитает четко прописанный портрет — прихожанина из бывших военных, или скромного монаха, или «священника в блоге», или Заболоцкого, или «человека-который-сам-себя-сделал»: «он мощен, горд, / Стремителен, одинок, / Наблюдателен, зол, умен, / Практичен, несоплив, / Справедлив, победителен»… Он любит и точные зарисовки: провинциального запыленного ДК, заупокойной службы, птичьего двора с грозным хозяином во главе — петухом. Многие его стихотворения — отчеты о встречах: с «православным буддистом», с больной девочкой Риммой, с другим священником.
«Собрат и сослужитель, коего два года не видел, / Младший по хиротонии, вчера нагрянул / В гости из глухого своего районного прихода / И задал задачу: что делать, отче? (…) / И судили мы с ним и рядили, / Засидели допоздна, думали так и этак / (Матушка давно детей уложила / И сама, осовев, удалилась, / А на ее место, втиснувшись потертым бархатным боком, ночь уселась), / Четвертый литр портвейна у нас на исходе…» («Ключ»). Больше всего это напоминает дневниковую запись. Меньше всего — собственно стихи. И никакая внешняя литературность, цитаты из Целана, Паунда или Ольги Седаковой не нарушают внутренней культурной дикости и даже (что скажет жюри премии Белого?) дилетантства этих стихов. Похоже, для Круглова сочинительство — это не существование в пространстве культуры. Это способ освоения неуютной современности и образ жизни. Круглов — всего лишь акын, поющий о том, что видит. Но акын, который поет так честно, до того искренне и о таком (о литургии! о покаянии!), что пение его действительно легко принять за литературную инновацию. Это и есть инновация, только не литературная.
Приход в литературную жизнь Сергея Круглова — явление социального значения. Его тексты оказались даже для далеких от церкви ценителей поэзии дверью, соединяющей светскую словесность и живую жизнь во Христе. Стихотворного рассказа о пути к Богу — человеческим языком, с болью, хрипотцой, неуклюжестями и с огромной любовью к каждому (а не к своим тонким переживаниям) — до сих пор практически не существовало. Многим это показалось революцией. Пожалуй, это и есть революция. Спасибо отцу Сергию за его благую весть.
|
