Семь лет назад, предваряя свой сборник «Звонкое имя», Светлана Василенко писала: «Я Карибский кризис помню очень хорошо, отец не ночевал дома, все время был на площадке. Оказывается — об этом я узнала недавно, — он был тем человеком, который нажал бы на кнопку, и мир полетел бы в тартарары». И там же: «Мы очень гордились, что живем в таком секретном важном городе (затерянный в астраханской степи «ракетный» Капустин Яр. — А. Н.), гордились, что в случае ядерной войны будем первыми жертвами: на нас нацелены все ракеты мира. Одна неумная учительница в школе с восторгом говорила нам: на вашу долю, дети, выпало большое счастье — вы ядерные заложники». Такое не забывается. Василенко — один из самых ярких прозаиков, дебютировавших в 80-е, неизбежно видит и пишет жизнь сквозь призму близкого конца света. Отсюда ее сострадательная приязнь ко всему живому. Отсюда же ее стилевые надрывы, жестокие сюжеты, больные герои. Проза Василенко держится на грани — еще чуть-чуть, и погаснет солнце.
Роман-житие «Дурочка» («Новый мир» N 11) повествует о том, как однажды конец света не наступил. Тот самый октябрь 1962 года. Та самая «мертвая, будто ртутью залитая степь». Та самая училка: «мы будем единственными жертвами с нашей стороны. Дальше ударят наши ракеты и уничтожат Америку в считаные минуты. Вы, дети, станете героями, как Павлик Морозов, как Володя Дубинин. Наши имена узнает вся страна. О нас будут слагать легенды и петь песни».
Вышло иначе, и сложилась иная легенда. Все повернула «дурочка» — слабоумная от рожденья, не умеющая говорить, не нужная этому миру («Таких, как она, еще в роддомах уничтожать надо», — шипит та же училка), изнасилованная солдатней, неведомо откуда возникшая Надька, вечная и последняя наша Надежда. «Она постояла, потом обхватила свой живот, как воздушный шар, руками — и вдруг зависла над землей <...> И Надька посмотрела на нас сверху. Она так посмотрела! И все как бы остановилось <...> Только Надька взлетала все выше и выше. Ее уже не стало видно. А через несколько минут показалось солнце. Оно рождалось на наших глазах на краю земли и неба, огромное красное солнце, все испачканное в Надькиной крови. Надька рожала солнце <...> Оно лежало в небе словно младенец в пеленках и глядело на новый простирающийся перед ним мир. И я вдруг понял, что войны не будет, что Надька сегодня спасла нас, что не будет ядерного удара, ракет... Смерти не будет!..»
«Так это ты святая? — сказала Тракторина Петровна. — Я всегда знала, что ты плохо кончишь». Так шипела все та же несгибаемая советская училка давным-давно, за тридцать лет до несостоявшейся гибели мира. «Дурочка» не впервые приходит на выжженную астраханскую землю. В прошлый раз ее звали Ганной. Стояли страшные тридцатые годы — голод, раскулачивание, уничтожение последних церквей и верующих. Молчащая Надька-Ганна помнит те мытарства — детский дом, голод, холеру, скитания, преследования, десятки смертельных опасностей, стерегущих немую дурочку. Она узнает в брате, соседке, учительнице и прочих обитателях Капустина Яра тех, кто защищал и травил, спасал и стремился уничтожить ее в прошлый раз. Страшная сказка о давних бедствованиях развита гораздо подробнее, чем не менее страшная быль «ракетных» времен.
Василенко превосходно владеет «мифопоэтической техникой». Маленький роман выстроен тщательно и артистично: прошлое и расшифровывает настоящее, и продолжается в нем. Детские страшилки, житийные повествования (сквозь лицо Ганны-Надьки светится лик Богородицы), народные легенды (о любви Дмитрия Донского к дочери татарского хана, ставшей русалкой; о вольном царстве Стеньки Разина), исторические свидетельства о подсоветской антижизни причудливо и органично сплетаются в единый многоголосый рассказ о проклятой и благословенной земле, о ее душе-надежде. Пока еще живой. Не в последнюю очередь потому, что живы люди, способные расслышать в мычании «дурочки» небесное пение, увидеть в добрых соседях — праведников, а в злых — одержимых бесом, ощутить случай из детства частью большой и имеющей смысл истории.
Это удалось Светлане Василенко. На предпоследней странице мы видим автора вживе. Шестилетняя Светка «достала из целлофанового пакета конфету «Озеро Рица» и положила у норки <...> — Они одни на свете останутся, суслики, — объяснила мне Светка, — после ядерной войны. Они в своих норках, как в бомбоубежищах, выживут. После войны вылезут, а тут конфета...» Автор отсылает к своему рассказу «Суслик». В рассказе пионеры заливают норы водой, учиняют зверькам «конец света», дабы обогатить страну шкурками. В солнечном финале «Дурочки» мы видим, «как суслик маленькой ловкой лапкой затаскивает в свою нору шоколадную конфету «Озеро Рица». Так — поминовением тех сусликов и надеждой на прощение за суслика этого — завершается правдивый, как сказка с хорошим концом, роман о Надежде. А значит — и о Вере и Любви.
|
