Москва Мурманск Калининград Санкт-Петербург Смоленск Тверь Вологда Ярославль Иваново Курск Рязань Воронеж Нижний Новгород Тамбов Казань Тольятти Пермь Ростов-на-Дону Саратов Нижний Тагил Краснодар Самара Екатеринбург Челябинск Томск Новосибирск Красноярск Новокузнецк Иркутск Владивосток Анадырь Все страны Города России
Новая карта русской литературы
Страны и регионы
Города России
Страны мира

Досье

Публикации

к списку персоналий досье напечатать
  следующая публикация  .  Дмитрий Волчек  .  предыдущая публикация  
Митин журнал
Критический реализм-16: Дмитрий Волчек «Девяносто три!». Kolonna Publications. 2001

03.05.2008
Русский Журнал, 12 ноября 2001
Досье: Дмитрий Волчек
        Вообще-то, Дмитрий Волчек, поэт, прозаик, журналист, - более всего известен как издатель журнала собственного имени, странного, ни на что не похожего издания, существующего на отшибе литературного процесса и этим обстоятельством зело гордящегося. «Митин журнал» - самый радикальный в наших широтах эксперимент по вливанию в существующий контекст суровых авангардистских поэтик.
        Той самой поэтической розы, что следует привить какому-то там пресному дичку.
        Уже несколько десятилетий «Митин журнал» является главным органом питерского (и не только) андерграунда. И дело тут даже не в этических расхождениях с немолчаливым большинством, но именно что эстетическое несогласие с традиционными способами бытования литературных текстов, литературы. Которая была, есть и будет делом сугубо частным, индивидуальным промыслом. Так что, можно сказать, что в свете нынешней общественно-политической ситуации дело «МЖ» живет и побеждает.
        Вот уже и власть в стране изменилась, и фирменные авторы «МЖ» выходят отдельными изданиями (например, в «Амфоре»), становятся классиками. А сам журнал по-прежнему занимается незаметной, подрывной работой, изнутри разлагая традиционные «советские» дискурсы и жанры.
        Издание «Девяносто три!» напоминает стилистику «Митиного журнала»: никаких пояснений и аннотаций, ссылок и сносок, вещь-в-себе, кто хипует, тот поймет. Даже фотографии на вклейке, призванные хоть как-то прояснить ситуацию внутри запутанной книги, вышли нечеткими, являя уже (еще?) не себя, но свои собственные тени. Знаки знаков. Что, в конечном счете, тоже оказывается весьма важным и символичным.
        Между тем, структура текста, имеющего 93 главки («Замотать глаза мокрым платком, предложить - пойдем на опушку, и на счет девяносто три пальнешь мне в затылок. Договорились?»), требует самого подробного культурологического комментария, ибо речь в нем идет о некоем подпольном религиозном ордене, совершающем жертвоприношения и всевозможные пакости - типа похищения детей и поджигания Рейхстага.
        Самих этих событий в книге нет, о всем случившемся сообщается косвенно - в обрывках диалогов и метонимических описаниях, создающих странную, нервную атмосферу перманентного апокалипсиса, что длится, но не сбывается.
        Итак, параллельно «описываются» (угадываются) несколько событий, имевших место в 1438, 1933, 1947 годах, которые, между тем, никак не объясняются: читателя с места кидают в холодные, равнодушные воды текста, выплывет - хорошо, не выплывет - не очень-то и хотелось.
        Создается ощущение, что в книге отсутствуют первые несколько десятков страниц, в которых и расшифровываются правила, по которым следует играть (читать). Подобное ощущение, кстати, напоминает впечатление от последних романов Владимира Сорокина (имею в виду «Сердца четырех» и, прежде всего, «Голубое сало»), которые с места в карьер, погружают читателя в вымороченную и фантасмагорическую атмосферу, правила поведения в которой каждый должен придумывать сам.
         «Девяносто три!» и есть такое «Голубое сало», точно переписанное Александром Ильяненом любимым автором «Митиного журнала», Ильяненом периода романа «Дорога в У.», где смысл происходящего растворен в назывных, неполных, вывихнутых предложениях. Вот у Волчека, совсем как у Сорокина, из многих подручных языков ваяется новое эзотерическое эсперанто, гроздьями свисают необъясненные термины, в щели набивается странное, потустороннее арго.

            - Атэ! - блестящая точка на лбу.
            - Айвасс! - багровый сосок.
            - Малькут - елозит в паху.
            - Ве-Хебура! - правое плечо.
            - Ве-Хедула! - левое.
            - Ле-Олам! Аминь. - Сомкнулись ладони.


        Все временные пласты существуют в «Девяносто три!» одновременно, длятся, кружат пронизывающей метелью. Постоянно происходят какие-то обряды, смысл которых может быть понятен только посвященным. Неуловимые, посланцы завиральных теорий, члены «ложи кипящей глины», бледные тени, дети подземелья и больших городов, они существуют параллельно, где-то в стороне от постоянно спешащей, шумящей толпы. Предельно физиологичные, они делают странные дела («Подрочить на распоротые кишки, что может быть чудесней?»), движимые непонятными установками, собирают таинственные алхимические книги, невидимые и свободные.
        Непосвященные (читатель) ловят обрывки реалий, разноцветные лоскутки собственных ассоциаций, выстраивая каждый раз оригинальную версию происходящего. Так что можно сказать, что в радикальном «Девяносто три!» все происходит ровно как и в жизни: полнота картины невозможна, да и непереносима. Тайное (жизнь ордена) становится явным лишь по частям, ибо полная реконструкция события возможна только в романах у Агаты Кристи.
        Но что-то, судя по всему, все ж таки в книжке происходит - хотя судить об этом можно лишь косвенно, по нагнетанию повторяющихся образов и мотивов, с психоделической навязчивостью прошивающих тело текста насквозь, но не зверь я по крови своей, а посему логика дьявольского хоровода протекает сквозь страницы, забитые изысканными перечислениями. Только они и остаются. Только рефрены и подспудные ассоциации, только лишь - зола и пепел.
        У Волчека выходит не роман, но дневник, журнал наблюдений, в котором он, мизантропический Печорин, смешивает времена и нравы в крепкий микс. «Девяносто три!» - живой журнал, никак не ограничивающий автора в выборе формы подачи, поэтому Волчек и берет то, что ближе лежало; то, что как поэт лучше всего знает и умеет - сугубо поэтические средства выражения.
        Симптоматичен сам этот переход Дмитрия Волчека с поэзии на прозу. Общий кризис современной лирики, ИМХО, завязан на момент присвоения традиционными прозаическими жанрами сугубо поэтических средств выражения. Нынешняя поэзия медленно, но верно растворяется в прозе. И наоборот. «То, что мы подкладываем вместо. Никогда не говорить прямо, не смотреть в глаза, избегать рукопожатий».
        Вы скажете, что подобная ситуация, вообще-то, типична для жанровой круговерти на протяжении всей истории изящной словесности, и будете правы. Действительно, и раньше, и много раньше разные виды литературы подпитывались друг от друга. Публикации того же «Митиного журнала», существующие в жанровом пограничье, тому порукой. Но, кажется, только именно сейчас ситуация с медленно читаемыми текстами, претендующими быть прозой, достигла своего пика: теперь ведь историй никто практически не рассказывает (неустойчивая, постоянно меняющаяся современность ускользает от фиксации), слова в простоте сказать невозможно. Письмо, энергоемкие способы письма, заменяют (подменяют) теперь и фабулу, и сюжет. Вот и выписываются тонны тонких брюссельских кружев, читать которые почетно и интересно, но, гм, сложно.
        Поскольку чаще всего главным событием таких текстов является сам текст, его вязкое, одышливое проистекание. Искусство для искусства, литература для критиков и специалистов. «Что может быть тоскливее страсти к письму?» Книга Волчека - из того же разряда, правда, автора оправдывает мощная идеологическая сверхзадача, сводящая разноцветные ниточки поэтических конструкций в некое подобие сюжетного пасьянса.
         «Девяносто три!» появляется как полустертый (полупроявленный) след эзотерического повествования, практически напрочь отсутствующего в современной отечественной словесности: самопровозглашенный наследник Алистера Кроули, падший ангел, автор здесь не играет в мистику, он живет в ней. С ней. Так возникает странное нечто, требующее подробных разъяснений и комментариев, чей объем, если бы случился, мог превысить объем самой книжки во много-много раз. Но именно отсутствующий справочный аппарат мирволит еще более широким (больше уже и некуда) интерпретационным маневрам.
        А если центр в книге отсутствует или сокрыт, где же тогда возникает место пересечения всех линий и течений? Конечно, в читательской голове. Дьявольское изобретение! Дмитрий Волчек сплетает в «Девяносто три!» серебренную сетку для того, чтобы накинуть ее на читательской мозжечок, незаметным образом инициировать ни в чем не повинного человека, подспудно ввести его в мир сказук. (Коллеги, это не опечатка, но афоризм Карлсона!)
        Если нужно объяснять, то не нужно объяснять. Точно так же, между прочим, Волчек поступает в своем журнале, вырастающем едва ли не на пустом месте; Волчек привык выстраивать, создавать для себя любимого уютные, приятственные пространства, создавать свою собственную головную боль.

            Теперь понятно в чем дело: люди все время забывают, что Ангелы не имеют плоти. И если ночью ты колотишь мне в дверь, кричишь: «Я встретил Жана Донета, он улыбался, кровь сочилась из ран», ты не надеешься, что сейчас я зайду в твою спальню и увижу багровые разводы на простыне. Там ведь не будет ничего, не так ли? Мы с тобой знаем, что все кривотолки - ложь, в комнате всю ночь не было ни доктора, ни работника, никого. Книга осталась одна, и растерзанные дети смотрели, как на серебряных страницах появляются жадные диаграммы.

        Книга мертвых детей. Книга Мольбы. Вот и выходит, что «Девяносто три!» оказывается незапланированным, не пронумерованным номером «МЖ». Правда здесь «Митя» вырастает на обложке до полного варианта собственного имени.
        Но суть от этого не меняется, и тут, и здесь тоже, он часть той силы, что вечно... вечно... вечно...


  следующая публикация  .  Дмитрий Волчек  .  предыдущая публикация  

Герои публикации:

Персоналии:

Последние поступления

06.12.2022
Михаил Перепёлкин
28.03.2022
Предисловие
Дмитрий Кузьмин
13.01.2022
Беседа с Владимиром Орловым
22.08.2021
Презентация новых книг Дмитрия Кузьмина и Валерия Леденёва
Владимир Коркунов
25.05.2021
О современной русскоязычной поэзии Казахстана
Павел Банников
01.06.2020
Предисловие к книге Георгия Генниса
Лев Оборин
29.05.2020
Беседа с Андреем Гришаевым
26.05.2020
Марина Кулакова
02.06.2019
Дмитрий Гаричев. После всех собак. — М.: Книжное обозрение (АРГО-РИСК), 2018).
Денис Ларионов

Архив публикаций

 
  Расширенная форма показа
  Только заголовки

Рассылка новостей

Картотека
Медиатека
Фоторепортажи
Досье
Блоги
 
  © 2007—2022 Новая карта русской литературы

При любом использовании материалов сайта гиперссылка на www.litkarta.ru обязательна.
Все права на информацию, находящуюся на сайте, охраняются в соответствии с законодательством РФ.

Яндекс цитирования


Наш адрес: info@litkarta.ru
Сопровождение — NOC Service