|
На полпути к Акрополю
(о книге Александра Бараша «Итинерарий»)
|
Лейтмотив четвертой книги стихов Александра Бараша «Итинерарий» (М.: Новое литературное обозрение, 2009) — линейность времени, ее парадоксальная неотменимость. По формулировке Клайва Стейплза Льюиса, «творение во всей своей целостности действует в каждой точке пространства и времени». Творческий метод Бараша — в моделировании именно этого, отчасти надчеловеческого восприятия времени. В отрицании нашей физической природы, обрекающей на последовательное, без шанса перепрыгнуть через ступень, проживание каждого мгновения, на вечное растерзание нашего настоящего между прошлым и будущим. По замечанию Станислава Львовского, автор «умеет посмотреть одновременно и из точки А. в точку Б., и наоборот».
Уже первое, открывающее книгу стихотворение — «Левант» — вполне знаковое в этом смысле. Географически удаленные, неслиянные моря, Средиземное и Черное, внезапно смешивают свои волны в сознании лирического героя — вслед за тем, как разговор о литературе, ведущийся с друзьями на берегу Леванта, пробуждает, примагничивает воспоминание о похожей беседе в Кратово.
...всё
ожило, задышало, заиграло, вернулось
в это утро, в Леванте.
Память надежней саквояжа. Она, первая союзница путешественника, позволяет ему пребывать одновременно в разных точках времени. Быть и путником, и дорогой, компенсируя мучительную невозможность растворения как в конечном пункте назначения, так и в самом пути. (В стихотворении «Перелет» репатриация героя приравнивается к смерти через обезличивание в воздухе исторической родины и новому рождению. Воскресение — ценой смерти. Но этот, бескомпромиссный в своей полноте, вариант воплощения мыслится, скорее, как умозрительный.)
Одно из самых туманных, и вместе с тем интригующих мест книги:
Полдень Глубоко внизу светится бухта
Улица безлюдна и переполнена солнцем
Пол-пути к акрополю
К вечеру выяснится
что примерно в этом месте
надо было сворачивать
в другую сторону —
(«Родос»)
Тропки расходятся из каждой точки непрерывного путешествия. «В другую сторону» — это куда? К акрополю или от него? Достиг ли акрополя герой, и если да, то стремился ли он к нему? Возможно, ответы на эти вопросы не столь важны. Куда важнее, пусть задним числом, вернуться на этот оставленный за спиной, чреватый потенциями перекресток, еще и еще раз пережить мгновение выбора.
Стихотворение «Наступило...», помещенное ближе к финалу «Итинерария», отмечено еще более дерзким авторским произволом: поэт посягает на овладение уже не прошлым, а будущим. Глаголы настоящего времени обретают форму прошедшего.
Мы сейчас — то, что будет называться
«когда родители были молодые». А для детей
начинается эпоха
(с ее примерно трех лет, и с его девяти),
на которой в видеотеке памяти будет написано
крупными печатными буквами:
«Детство».
Грамматический сдвиг отстраняет длящееся мгновение, фотографирует его и, помещая в рамку, делает недоступным, отнимает его у героя. Еще не совсем прошедшее, затепло загипсованное и остуженное физическое время становится фактом искусства.
С периодичностью раз в десять лет
происходили войны.
Одни росли, другие «садились», как одежда,
и убыстрялся темп.
Но несколько лет царило почти
невыносимое равновесие.
И вот мы
входим в это время, как с ребенком в море
в первый раз в его жизни... когда-то,
сейчас, потом.
Смерть Бога, приключившаяся с европейской цивилизацией в новейшее время, отняла у поэтов вечность. Нет вечности — нет и времени. Теперь они сами вынуждены моделировать в едва обозримом будущем, в своей персональной вечности, эту единственную точку — смотровую площадку для наблюдения ныне длящихся мгновений. (Страшная, если вдуматься, плата.)
В лучших своих текстах Александр Бараш делает это с блеском.
В менее удачных — оставляемых за пределами рецензии — этой цели препятствует позаимствованный из современной эссеистики инструментарий с распадающимися в руках сухими терминами вместо живых и точных определений.
|
|
