Первая книга стихов Евгении Лавут вышла почти семь лет назад. Это время зря не прошло, первая книга была примечательной, вторая оказалась замечательной. Реальный возраст Лавут позволяет причислить ее к молодым поэтам, но пользоваться этим позволением не хочется. Сами стихи не позволяют делать им никаких скидок, а героиня книги как будто одновременно и старше, и значительно моложе автора. Два ее возраста состоят в сложном и, видимо, мучительном родстве. Какой-то временной провал не дает им соединиться.
Есть области жизни, где словам не место, и человек проходит их, не оставляя свидетельств. Одна такая область героиней книги пройдена, а судить о ней мы можем только по тому, как изменились стихи и как полны они воспоминаниями - телесными, фантомными, незабываемыми - о недавно прошедшем. А еще более косвенно - по болезненному оттенку некоторых оборотов или судороге, вдруг схватывающей стиховой метр.
кроме как здесь нигде
не найти такой жалкой ласки
нигде у нищего не попросить подачки,
даже у дочки нищего, у его собачки,
у его мозжечка не попросить подсказки,
у мертвой птицы пера, у серого неба краски
Мир, в котором не оказалась, а словно очнулась старшая героиня книги - мир реальный, не очень веселый. Здесь в чести не благопристойность, а откровенность, и все секреты не предъявлены, но легализованы. (Ангел в стихах Лавут явно женского рода.) Здесь нет ничего необязательного, нет разницы между связями внутренними и внешними, между словами для себя и речью на людях.
дверь поплотней закрыть, придвинуть кровать к стенке/ голову обмотать сжать кулаки сдвинуть веки/ а то не вспомню ела или пила,/ была или нет, любила или болела.
Опыт, разделивший двух героинь книги, - прежде всего опыт преодоленной немоты. Стихи полны памятью о том времени, когда о словах и речи не было. Слова потерялись - и чудом нашлись. Радость находки как будто подымает стихи, отделяет их от поверхности листа. Простые слова, но какие-то окрыленные. Обращенная в письмо устная речь: слово, которое аукнулось - и откликнулось.
|
